Мимолетности Александра Назарова

25 мая в Мосгордуме открылась вторая персональная выставка почетного гражданина Троицка Александра Назарова. Но эта экспозиция — результат многолетней работы. О некоторых картинах и ситуациях, что им  предшествовали, он мог бы написать целую книгу, название для которой уже придумал: «Мимолетности и не очень».

— Когда начнете рисовать, вы можете чудить, — говорит Александр Константинович взрослым ученикам.

Слово «чудить» из уст преподавателя немного режет слух. На вид строгий и консервативный, как будто вышедший прямиком из советских фильмов, художник объяснял тему занятия низким «выверенным» голосом. За внешней строгостью Назарова угадывается внутреннее обаяние, а улыбка перечеркивает первое, поверхностное впечатление. За ней — десятки творческих «пощечин», получив которые, он мог бы быстро закончить карьеру.

Первые воспоминания

В 12 лет от поступил в Московскую среднюю художественную школу при Институте имени В. И. Сурикова.

— Туда меня могли и не взять. Ни в каких дворцах пионеров я до этого не занимался, — вспоминает Назаров.

Председателем приемной комиссии был художник Александр Барщ. И если бы не этот скромненький сухенький интеллигентик (как описывает его Назаров), мальчик Саша мог бы и вовсе попрощаться с холстом и кистями.

— Показывайте работы, а я попью чайку, — сказал тот и вышел.

Приемная комиссия, пролистывая рисунки Назарова, вздыхала.

— Ну, мальчик не пройдет. У нас учатся ребята после Дворца пионеров, — протянула свое заключение секретарша приемной комиссии.

Мама Александра Константиновича решила с выводами не спешить, а подождать, пока Барщ попьет чайку и придет обратно. Вернувшись, он раскрыл папку с работами, пролистал несколько и сказал Назарову: «Мне нравится, парень, как ты работаешь… с натуры. Где занимался? Может быть, во второй класс пойдешь?»

От неожиданности такого ответа замолчали все. И дама-секретарша тоже.

— Оформляйте документы, — сказал Барщ комиссии и принял Назарова.

Одной из тех самых мимолетностей, которую он бы точно поместил в свою книгу, было знакомство с Элеонорой Рузвельт (женой президента США).Ее, посетившую однажды школу, Назаров описывает в мельчайших деталях, как будто она до сих пор стоит перед ним. Говоря о ней, он вдруг переходит на шепот, как будто боясь спугнуть воспоминание.

— Она была высокой особой.

А я смотрел на нее вот так, — Назаров вытягивается и высоко задирает голову, как будто и сейчас она проходит где-то по коридору. — Маленькая головка, завитые седые волосы, шляпка с небольшой стоечкой и маленькая вуаль. На ней были плащ «пыльник» и коричневые туфли на высоком каблуке. А губы накрашены довольно ярко. И потом, когда она пожимала мне руку, я обратил внимание на ее красный маникюр, что для женщины такого возраста было непривычно.

Она шла и рассматривала картины учеников, вдруг остановившись у работы Назарова. Директор подошел, снял картину и ушел вместе с гостьей в кабинет.

— Я немножко прибалдел, — с усмешкой вспоминает Александр Назаров. — А потом, слышу, секретарша кричит: «Назаров, к директору». На меня бегом надели галстук, который я не носил — пижонствовал, — и отправили в кабинет.

От волнения художник не мог вымолвить ни слова, вплоть до того, что язык можно было хоть «пальцем проворачивать». Но тем не менее ответил, что умеет говорить по-французски, от оцепенения так и не проронив на нем ни слова.

Об ощущении себя художником

 — Вы что думаете, стали художниками, раз институт закончили? Вот закончили — покупайте бумаги до потолка и начинайте каждый день рисовать с утра до вечера.

И когда вы поймете, что начало получаться, вот тогда вы стали им, — както сказал Назарову один художник. И отрисовав свою «гору бумаги до потолка», он неожиданно понял, что стал художником. Но успехов, признания еще тогда так и не получил…

 Два раза Александр Назаров пытался вступить в « Союз» — и все безуспешно, хотя его работы продавались, а «Март» купила Третьяковская галерея.

— Это был август 1984 года. Такое, конечно, запомнишь, — говорит Назаров. — Пришлось открывать даже счет в банке. По тем деньгам это была очень хорошая сумма.

Творческая «оттепель»

 Метаморфозы, как говорит Назаров, в его карьере начались после 90-х. Он стал путешествовать по разным странам, писать «серии» и открыл изобразительную студию для взрослых. И признание, заслуги появились сами собой.

— Я пишу пейзажи и портреты. Заметил, что если человек не хочет позировать — ничего не получится. Нет внутреннего диалога согласия. А он нужен.

Обязательно. Хотя и простой диалог тоже. Я, признаться, люблю разговаривать с людьми, — говорит художник.

Эти разговоры не раз наводили его на мысль записать истории тех, кого он рисует. Когда Назаров работал над портретами ветеранов, они рассказывали ему такие тонкости, о которых никто до этого не знал. А вот своих детей он практически не рисовал, сделал только несколько набросков.

— Я немножко виноват перед ними.

Полноценных портретов детей я так и не сделал. А с другой стороны, знаете, какая-то подсознательная мысль сидит — бойся живота ближнего своего. Что-то мне всегда мешало это сделать, — задумчиво говорит Назаров.

Закончив говорить о себе, Александр Константинович вновь идет на урок.

По пути встречает будущих воспитанников, а затем неспешно «академично» проходит в класс, чтобы продолжить занятие.

В октябре он планирует открыть еще одну выставку, на которой покажет еще больше своих работ, а может быть, и расскажет о героях, которые запечатлены на его портретах.

Справка

Как-то скульптор Московский назвал Александра Константиновича «жмотом» за то, что тот не любит продавать свои картины. Художник до сих пор вспоминает, как быстро разошлась его серия, посвященная путешествию по Соединенным Штатам Америки. Особо Александр Назаров хранит картины, написанные под впечатлением от поездок по Японии. В его коллекции есть и работы, которые он никогда никому не покажет. Для него они носят слишком личный характер, поскольку были написаны с обнаженной натуры.

Факт

В августе 1984 года Третьяковская галерея купила у Александра Назарова небольшую картину «Март», написанную акварелью. Эту работу специалисты оценили в 4000 рублей. Художнику даже пришлось открывать счет в банке ради такой суммы денег.