Художник должен дурковать

Прогуливаясь по территории Дома писателей в Переделкине, обратите внимание на лес. «Архилес». Он появился только этим летом. Витиеватые стволы деревьев словно ограждают каждый пенек. Необычно, подумаете вы, и будете правы. Это работа известного художника Николая Полисского, произведения которого раскинуты от Европы до Азии. И вот одно из них появилось у нас, в Новой Москве. Чтобы узнать, что оно означает, «НО» отправились в гости к художнику.

«Архилес» вырос у Дома писателей неслучайно. Еще недавно здесь стояли шикарные вековые ели, которые пережили практически все: войны, стройки и перестройки, известных писателей и литераторов. А вот пали при виде маленького жучка: жук-типограф в одно мгновение погубил старинных гигантов, на месте которых остались одни пеньки.

Когда Николай Полисский оказался тут, то сразу понял, что надо делать. Место ему подсказало все само: и то, что каждый столетний пенек нужно «огородить» огромными скрученными ветками. И то, что форма их должна быть изогнута.

— Ведь здесь жили писатели. А вековые ели... они свидетели всего того, что здесь происходило. Тут бывали люди высокого интеллекта. Их постоянно что-то мучило, ломало, крутило, вертело, — думал он. — Нужно создать искривленное пространство, чтобы показать жизнь тех, кто бывал здесь каждый день.

К созданию «Архилеса» Полисский подошел архипросто. Взял помощников (простых деревенских мужиков), отправился в лес и вышел оттуда с сотней кривых веток черемухи. К природе Николай относится бережно. А черемуху, так же как орешник, использует только потому, что это по своей сути сорняк. Его разрешали рубить на дрова даже в сталинские и хрущевские времена, потому что рос тот быстрее, чем нужно. А старый орешник к тому же и не плодоносит.

И так за несколько недель работы вековые пеньки в Переделкине снова превратились в лес, около которого появилась и соответствующая табличка «Скульптура создана на месте столетних елей, погибших в 2021 году от нашествия жукатипографа». Николай Полисский.

С «Архилеса» мы и начали разговор с Николаем у него в гостях. Дом художника находится прямо в арт-парке «Никола-Ленивец». Ровно на том месте, где почти шесть веков назад пало монгольское иго, войдя в учебники истории как стояние на реке Угре. Теперь тут стоит дом Николая. Художник обосновался здесь, придумал арт-парк, который стал самым крупным в Европе, и построил дом. Ну как дом... Скорее барскую избу, облицованную деревянной «чешуей» и украшенную огромными деревянными колоннами.

Место в итоге получилось уникальным. Парком его назвать трудно. Нет вам тут ни лавочек, ни новомодных пергол, укрывающих от солнца. Хочешь посидеть — садись прямо на траву, а если жарко — иди в тень, комаров и слепней кормить (а их тьма тут!). Зато взамен получишь... Представьте: идете вы по лесной тропинке и вдруг оказываетесь перед гигантским «нечто». Оно похоже на огромную половину грецкого ореха, только из металла и дерева. Все извивается, скручивается, но при этом выглядит единым и правильным целым. А главное — абсолютно идеально вписывается в ландшафт. Как будто «это» всю жизнь здесь было. Табличка с надписью «Вселенский разум» все объясняет. Да! Наверное, именно так и выглядит «центр космической мысли».

Идем дальше, и вдруг — «Сарай». Вроде бы обычный, сколько таких в деревнях стоит. А заходите внутрь и понимаете — красота! Через стены, словно через сито, просачиваются сотни лучей. А все потому, что в каждой досочке сделаны сотни отверстий (600 штук на квадратный метр!!!). Казалось бы: ну что в этом сложного. А потом понимаешь — все. Ведь ты же до этого не додумался. А «Ухо»? Стоит на полянке деревянное ухо, будто тоже из земли выросло. Забираешься в него, и кажется, что все, тишина кругом. Только ты и природа. Сидишь, птичек слушаешь. А что еще надо?

— Николай, сейчас в парке стоят ваши скульптуры и работы других художников. А что было первым?

— Первыми снеговики были. Вот как раз на этом склоне, перед речкой. С них и начинал лет 20 назад. Вообще не понимал, почему это делаю... Взял двух тогдашних соавторов и начал лепить. Шло сложно: то снег не лепился, то дела какие-то были. А потом взял да нарисовал план, как снеговики должны к реке «спускаться», пришел к местному дяде Юре и говорю: «Ты собери мужиков, может, они слепят. А я по десять рублей за снеговика дам». Уехал, уже и забыл об этом. А вдруг звонят: «Приезжай расплачиваться».

Ну сколько могут слепить мужики? 10, 20. Ладно, от силы штук 30... 220!

— И тогда вы поняли, что это место особенное и вам есть где развернуться и начать творить?

— Да! Меня сразу торкнуло: земля ничейная. Место шикарное. И снеговики — только начало... Говорят, художник должен время почувствовать. Это было мое время. Я ведь тогда всю свою жизнь поменял, хотя все было — и известность, и картины мои хорошо продавались. Мне тогда было 42 года. А я все беру и бросаю... Многие смеялись надо мной.

— И как вы не побоялись жизнь поменять...

— Не знаю. Тайна. Но сомнений в том, что я делаю, не было. Хватило же дури тогда. Сейчас, когда это место известным стало, все говорят, мол, я все просчитал. А как это возможно?

История Полисского больше похожа на сюжет фильма про человека, который пошел ва-банк и поставил все на армию снежных скульптур (похожие, кстати, даже потом в центре Москвы появились, уже как арт-объект) и выиграл!

И работа закипела. Николай ходил по «своим угодьям», присматривался к деревцам, полянкам, рощам... А в голове возникали все новые и новые проекты. Так появились удивительный «Бобур» — то ли гигантские деревянные трубы, то ли хоботы древних слонов, собранные в пучок, и «Маяк» — огромное сооружение из веток на берегу Угры.

Посмотреть на работы мастера люди приезжали со всей страны. Сначала поток туристов был небольшим, но с каждым годом слава парка и необычных скульптур росла. Даже иностранцы начали приезжать. И это при том, что нормальной дороги к Николе-Ленивцу все это время не было. По камням ехали, как по стиральной доске, боясь колесо проколоть (а многие и прокалывали!). А зимой... даже трактор это место стороной обходил.

— Да, главными претензиями всегда были сортиры и дороги. Сортиры теперь колотят как не в себя. А дорогу делать начали.

— Когда иностранцы к вам ездили, ничего про нее не говорили?

— Иностранцы вообще радуются. Для них это экзотика! Ругаются только наши. Кстати, с иностранцами здесь вообще смешной случай был. До пандемии они частенько сюда приезжали.

— Я сам видел: человек не местный в гости к кому-то, видимо, приехал. Заходит в магазин — все хорошо. А выходит — так его 15 иностранцев встречают. И все на французском говорят! Видели бы вы его глаза. Он как будто телепортировался!

И чем популярнее становилось это место, тем больше известности получал Полисский. Не только своими инсталляциями, но образом жизни, работы. Конечно, он сам, в одиночку, не смог бы все это великолепие построить. Есть у него соавторы и помощники — местные мужики. Да, без художественного образования, да, без чуйки мастерской. Зато рукастые. Хотя... Есть и самородки. Пока мы разговаривали с Николаем, недалеко на полянке трудился Дмитрий: мастерил журавлей из дерева. Сейчас он тоже художник, целую мастерскую имеет. А ведь начинал тут еще ребенком, до сих пор помнит, как самых первых снеговиков лепил. При этом никогда Николай учиться в художественное его не посылал. Сам преподавал, да сбежал, потому что чувствовал, будто бы принуждает людей быть художниками. А это, по его мнению, не профессия, а образ жизни.

— А жизнь и работу еще и уметь разделять надо.

— У вас получается?

— Да вроде получается. Если и семья, и работа есть. А то ведь совсем дуркануть можно. В жизни этого делать не надо. А вот в искусстве... Кому нужен художник, который не дуркует?

— А кто-нибудь, как вы, создавал подобные арт-парки по России? Не замечали?

— Были попытки. Это хорошая идея освоения земель. Но не получается ни у кого. Опять же дурки не хватает. Мне ведь тоже работы приносят. Выставляться в парке хотят... А выбрать почти нечего. Кто-то даже меня копировать пытается, а зачем? Все равно так не получится.

Сейчас арт-парк Полисского — это своеобразное мерило для художников. Выставлялся у него? Вот тебе и призвание. Не пустил мастер в свой парк? Значит, не достоин еще. Расти дальше. Учись дурковать. Хотя сам Николай, придумывая очередную скульптуру, всегда волнуется и переживает: а вдруг не получится. Приезжает на место, долго ходит, смотрит, думает, вновь сомневается... Такой человек —и не верит в себя? Да, вот так бывает, тем более что он вообще практически ни во что не верит. Ни в себя, ни в ауру, ни в земные токи.

— Ну а в Бога-то вы верите?

— В Бога... — тут Николай задумывается. — В Бога, пожалуй, да.

В ТЕМУ

Жук-типограф (он же короед-типограф), что уничтожил вековые ели в Переделкине, — тот еще вредитель. Поселяется в нижней и верхней частях еловых стволов (другие хвойные породы, как правило, не предпочитает) и с каждым днем все больше и больше ослабляет дерево, из-за чего в нем заводятся вторичные вредители. В конечном итоге ель погибает.