Загрузка ...
Желание жить
1941 год. Деревня Павлово Смоленской области. Здесь, в 500 километрах от Москвы, немцы устроили перевалочный пункт. Им это было удобно: у местных и собран урожай, и колодцы полные воды, в домах топится русская печка.
В одном из таких уютных домов жила семья Валентина Ивановича Кашина. В октябре, когда ему только-только исполнилось 11 лет, незваные гости пришли и в его дом.
«Пошли отсюда!» — вопили они, выгоняя из горницы семейство. Это означало, что всей семье нужно перебираться на кухню. Большая комната Кашиных стала пристанищем фрицев, которые грелись у печки, развалившись на постеленной на полу соломе. Относились они к местным, по воспоминаниям Валентина Ивановича, как к скоту. Забирали продукты, вещи... Все забирали. В особенности были охочи до валенок, даже детских, которые с огромным трудом натягивали себе на ноги. Настолько немцы были неготовы к русским холодам.
Сапоги испеклись
Некоторые истории из своего детства Валентин Иванович помнит в деталях. Сложно представить, что в тот момент чувствовал 11-летний мальчик, который, кажется, запомнил звуки шагов, фразы, слова и даже жесты немецких солдат.
В один из таких дней мама Кашина вытащила из печки очередную порцию хлеба. В соседней комнате фрицы громко разговаривали и смеялись. Может, повезет, и в этот день «гости» сильно не побеспокоят мать с пятью детьми? Уж очень увлеченная беседа у них завязалась...
Внезапно вошедший на кухню офицер молча протянул маме Валентина Иванович сапоги и указал на хлеб и печку.
— На, — сказал он, заставляя взять обувь — кожаную, с железными вставками. Он предлагал отправить их в печь. Сушиться. Понимая абсурдность приказа, женщина попыталась отговорить немца. «Сгорят же!» — восклицала она. Но тот лишь прикрикнул, топнув ногой, а потом и вовсе навел на женщину автомат.
Мать охватила такая злость вперемешку с обидой, что она лишь махнула рукой и резко выхватила у немца сапоги. «Черт с тобой, немчура», — негромко произнесла она и кинула их в печь.
Через несколько минут сапоги были «готовы»: черные, скрюченные, с дымком... «Так тебе и надо», — подумала женщина, а потом без малейшего страха зашла в комнату и швырнула сапоги немцу. Это был очень опасный шаг. Как и следовало ожидать, немец рассвирепел.
...Фашист уже тащил ее на улицу, чтобы расстрелять. Выбежавшие следом дети плакали, цепляясь за юбку матери.
— Я боюсь представить, что в тот момент мы могли лишиться матери. А ведь все обошлось. Благодаря другому немецкому офицеру. Были и среди них люди с сердцем, — вспоминает Валентин Иванович. Он не знал, как звали того офицера. Но то, что он, враг, спас чужих детей от возможной смерти, запомнилось навсегда.
От голода спасли сухари
Так продолжалось до декабря. В доме Кашиных не осталось никакой еды, кроме маминых сухарей, которые та успела насушить. Они выручали семью всегда — когда их выгоняли из одной деревни в другую, оставляли на «сортировочных» пунктах, переселяли в концлагерь.
— Первый, второй, третий... — отсчитывали «пленных» немцы, загоняя в машину и увозя невесть куда. Семье каждый раз думалось: на расстрел.
...Здание церкви было переполнено людьми. В одну «комнату» поселили новоприбывших. А что было в другой — непонятно. Оттуда то и дело доносились крики и просьбы о помощи.
— Я дождался, пока дежурный отлучится, и заглянул туда, — вспоминает Кашин. Он увидел солдат, истекающих кровью. Его испуганный взгляд перехватил умирающий солдат. Поняв, что тот просит еды, Кашин юркнул обратно за перегородку, взял у матери немного сухариков и отдал мужчине. Что стало с солдатом — этим и другими — Валентин Иванович так и не узнал. Вскоре его вместе с семьей снова увезли. На этот раз в Белоруссию, в Бобруйск, где в концлагере умерли его брат и сестра.
— Просыпаться в тифозном бараке среди умерших людей спустя время стало нормой. Сначала было страшно. Человек, который еще вчера разговаривал с тобой, теперь лежит рядом мертвый... — вспоминает Валентин Иванович.
Каждый день в лагерь приезжала машина, на которую грузили тела и отвозили на братскую могилу. Там же похоронили и родственников Кашина.
О годах, проведенных в концлагере, ему говорить особенно трудно. Долго молчит, потом на мгновение отводит взгляд, собираясь с духом. Кажется, вспоминая все это, он и сейчас слышит голоса больных тифом людей и видит пленных, которые и сами не раз помышляли о том, чтобы проститься с жизнью. По собственному...
— Думали ли мы сбежать? — рассуждает Валентин Иванович. — Сложный вопрос. Мать каждое утро увозили на погрузочные работы куда-то в город, а нас выпускали из лагеря собирать объедки по близлежащим помойкам, обещая расстрелять каждого десятого ребенка, если кто-то не вернется обратно.
В окопе под пулями
...Кашин дополз до забора какого-то сада, отодвинул ограждение в поисках чего-нибудь подходящего. «Лопата, нужна лопата», — думал он, передвигаясь ползком под свистящими пулями. Первый немец оказался «пуст». Но через пару метров — удача! Мальчик осмотрел фрица, схватил лежащую рядом саперную лопатку и пополз обратно. С момента приезда в лагерь прошло два года. И теперь, когда армия Рокоссовского освобождала Бобруйск, семье Кашина удалось сбежать. Нужно было скрыться, но все погреба оказались уже заняты другими пленными. Решение пришло само: нужен окоп.
— Нас никто не учил спасаться. Видимо, это был инстинкт. Я никогда до этого не рыл окопов, не пробирался ползком под пулями. Видимо, эти навыки тогда были в каждом из нас, — вспоминает Кашин. Сверху яму закрыли найденной дверью от машины, оставив небольшую щель, чтобы дышать. На небо Кашины старались не смотреть: если пули теперь их точно не достанут, то любая бомба — и яма станет могилой. Оставалось лишь ждать. И по правде говоря, спастись Кашины практически не надеялись.
Спустя неделю все закончилось. О том, что годы концлагеря позади, никто не верил. Жить «на грани» за четыре года стало привычкой, которая научила главному: ценить то, что имеешь. Кашины вернулись в родную деревню. После войны домой с фронта пришел и старший брат Валентина. И семья начала восстанавливать хозяйство. Валентин окончил 10 классов школы, потом выучился на агронома, а чуть позже оказался в Первомайском, где и живет до сих пор.
— Знаете, я как-то задумался, как мы выжили: попробуйте сейчас не есть и не пить неделями. А недавно нашел ответ. В экстремальной ситуации организм мобилизует все силы и даже пища ему не так важна. Главное для человека — желание жить и тот врожденный инстинкт самосохранения, который тогда помог мне не пасть духом, — говорит ветеран.
