Внук дедушки Корнея
Полвека назад, 28 октября 1969 года, ушел из жизни Корней Чуковский. В этот день на его могиле в Переделкине встречались те, для кого слова «дедушка Корней» — не метафора. А именно — внуки и правнуки Корнея Ивановича.
Сегодня дед и один из внуков расскажут нам друг о друге. О Корнее Ивановиче вспоминает 76-летний Дмитрий Чуковский, телевизионный режиссер, заслуженный деятель искусств РФ, сын его старшего сына Николая Корнеевича. А мы подобрали выдержки из дневника Чуковского, в которых он описывает «Митю».
— Дмитрий Николаевич, вы жили в Переделкине у деда?
— Я учился в школе в Москве, а в Переделкине жил на каникулах. Бывал на его знаменитых кострах, где он устраивал «фонтаны из конфет», и мы, пионеры, наслаждались этим кондитерским раем. А когда стал взрослым, жил там со своей семьей с апреля до ноября.
— Дедушка наверняка бывал в московской квартире ваших родителей. Какие приходы вам запомнились?
— Он приходил на мои дни рождения. Однажды я на один такой праздник на люстру повесил бумажку: «Ура, мне 10 лет». А он пришел и с другой стороны бумажки написал: «А мне, увы, 74». Подарком обычно была хорошая книга. Но вообще лучшим подарком был он сам.
— Каким был его переделкинский быт?
— Он питался очень просто. Человек, который хочет держать себя в форме, не будет нагружать себя излишествами. Утром — каша, днем — суп. Гастрономический изыск был только один — «варэники з вышней», его любимое лакомство с детства (Чуковский вырос на Украине. — «НО»). Вставал он часов в 5–6, а лечь старался в девять вечера. Но он много лет страдал бессонницей, и обязанностью домашних было ему на ночь читать.
— Подо что он предпочитал засыпать?
— Это мог быть, например, его любимый Диккенс. Обязательно нужно было, чтобы книга не была для него новой, чтобы он знал сюжет, и чтобы ритм был убаюкивающий. Читать нужно было около часа. Бывает, ты думаешь, что он заснул, а он говорит: «Нет-нет, еще продолжай». Иногда он машинально поправлял тебе ударение в каком-нибудь слове: это была хорошая школа.
— К нему приезжали в гости многие писатели. Чьи приезды вам запомнились?
Запомнился Зощенко. Он с Корнеем Ивановичем был на «вы», а с моим отцом — на «ты». Знаменитый рассказ «Аристократка» — реальная история, произошедшая однажды с моим отцом в театре. Зощенко купил у него сюжет за пачку папирос, сделал героя водопроводчиком, дал ему смешной язык. Мне Зощенко был интересен не столько как писатель, сколько как человек. Я слышал, что он был отравлен газами в Первую мировую войну. Он был смуглый, черноглазый, и мне казалось — это он тогда обуглился. Помню приезд Давида Бурлюка. Он к тому времени уже больше 30 лет жил в эмиграции и словно не осознавал, сколько же времени они не виделись. Его жена спросила Корнея Ивановича: «Как ваши дети?», даже не подумав, что у этих детей уже есть свои внуки (согласно дневнику Чуковского, Бурлюк приезжал к нему в мае 1956 года, и это он спросил про детей, а не его жена. — «НО»). Приезжала Мария Будберг (возлюбленная Максима Горького в 1920 — 1933 годах, впоследствии — эмигрантка. — «НО»). Это Корней Иванович познакомил ее с Горьким. Он нашел ее в Петрограде в квартире, где лопнули трубы отопления, вода залила паркет и застыла, ножки мебели вмерзли в лед. Будберг произвела на меня впечатление своим рассказом. Крепкая женщина, с большой биографией.
— Как отзывались гости-эмигранты о Переделкине?
Для одних было полным нонсенсом, как это могут все писатели жить вместе. Но те, кто знал Корнея Ивановича по Куоккале (местность под Петербургом, где в начале ХХ века были дачи у Чуковского, Ильи Репина, Леонида Андреева, где бывали Горький и Маяковский. — «НО»), считали, что это продолжение той самой жизни. Стремление людей художественной натуры собраться вместе, помогать друг другу, общаться вполне естественно.
— Чуковский прожил 87 с половиной лет и умер не от инфаркта или инсульта, а от вирусного гепатита. Почему так странно получилось?
Тогда медицинские шприцы не были одноразовыми. Недобросовестное кипячение — и следствием стало заражение желтухой. Поскольку ему было уже столько лет, ничего нельзя было сделать, лекарств не было, о пересадке печени нельзя было и думать. Но было сделано все, чтобы, по крайней мере, облегчить его страдания.
— Каково было потом жить на даче, которая сама собой превратилась в народный музей?
От народу не было отбоя. Моя сестра начала водить экскурсии, я ей помогал. Иногда не гости что-то узнавали про деда от меня, а я от них. Нам приносили его фотографии, вещи с его автографами. А одна женщина подарила рукописную книгу сказок Корнея Ивановича. Она родилась в лагере, и ее мама по памяти записала для нее стихи и нарисовала к ним картинки.
ЦИТАТЫ
Из дневников Корнея Чуковского:
У нас Митя, очень милый, добрый — сильно изменившийся к лучшему. Ум у него удивительно быстрый. Мы смотрим с ним карикатуры без подписей. Покуда я соображу, в чем здесь суть, он безошибочно угадывает всю ситуацию, делающую рисунок смешным. (9 ноября, 1960)
Сегодня Митя держал первый экзамен — русский письменный. Дали тему: «Лучше умереть стоя, чем жить на коленях». Он написал удачно: ввел всякие сказания о геройствах от «Слова о полку Игореве» до «Волоколамского шоссе» Бека. Я очень волновался за него — из чего заключаю, что за то время, пока он живет у меня, я успел полюбить его. (4 августа, 1961)
Лида и Фрида Вигдорова хлопочут сейчас о судьбе ленинградского поэта Иосифа Бродского, которого <...> должны завтра судить за бытовое разложение <...> Маршак охотно включился в эту борьбу за несчастного поэта. Звонит по телефонам, хлопочет. — Пойдем, поговорим о нем по прямому проводу, — предложил он. У меня (в санатории в Барвихе. — «НО») в это время был Митя. Он помог Маршаку взобраться на 2-й этаж в ту комнату (рядом с кино), где телефон. <...> Митя в промежутке между звонками стал рассказывать о Солженицыне. Солженицын пришел в студию МХАТ’а посмотреть инсценировку «Случая на станции». <...> Маршак внимательно слушал этот Митин рассказ и вдруг сказал совсем простым голосом: «Мне плохо» и сомлел. Митя чуть не на руках отвел его в его палату (№ 23), мы вызвали врача, открыли фрамугу окна, и через неск. минут он отошел. «А я думал, что умираю»,— очень просто сказал он. На Митю все это произвело большое впечатление. (17 февраля 1964)
Был чудесный Митя. Рассказал об Олеше. Тот пьяный вышел в вестибюль « Астории» и говорит человеку с золотыми галунами: — Швейцар! Позовите такси! — Я не швейцар. Я адмирал! — Ну так подайте катер. (16 октября 1967)
Справка
У Корнея Чуковского было четверо детей: Николай (1904–1965), Лидия (1907–1996), Борис (1910– 1941) и Мария, больше известная как Мурочка (1920–1931). В настоящее время живы только потомки его сыновей.