Трагедия: взгляд через объектив

31 год назад, 26 апреля, произошла авария на Чернобыльской атомной электростанции. На четвертом энергоблоке произошел взрыв, разрушивший реактор. На устранение последствий аварии со всего Союза съехались десятки тысяч специалистов. Чернобыльскую трагедию через фотообъектив увидели наши коллеги — Виктор Хабаров и Владимир Смоляков.

СЛЕДЫ ЖИВОТНЫХ НА СНЕГУ

Я попал в Чернобыль накануне десятилетней годовщины со дня аварии. Поручили снять фоторепортаж для журнала Министерства по чрезвычайным ситуациям «Гражданская защита».

Первое впечатление — дикая, безжизненная пустыня. Поездка по тридцатикилометровой зоне отчуждения оставила неизгладимое впечатление, особенно город Припять. Брошенные и разграбленные дома с пустыми глазницами окон, могильник фонящих машин, отработавших свое на ликвидации, проросшие сквозь асфальт деревья, и только следы диких животных на весеннем снегу. Людей нигде не было.

В деревне Ильинцы мы встретили стариков, которые не оставили свой дом, даже когда всех эвакуировали. Не помню их имен, но их самих никогда не забуду. Нормально живут, пилят дрова, сажают картошку, собирают яблоки, и никакая радиация им нипочем. Они рассказывали, что с голоду здесь не умрешь — только грибов и ягод в лесах после аварии хоть косой коси. Заметив это свойство радиации, туда пришли агрономы выращивать цветы необычайной красоты, а ученые начали проводить эксперименты на животных и растениях. На самой станции тоже шла жизнь — работали вахтовики-энергетики на трех оставшихся «живых» энергоблоках. Фон на самой электростанции был уже в пределах нормы, безопасный для человека: 0,7 при допустимых 15 микрозивертах. Но контроль строжайший оставался: на входе и выходе люди мылись, переодевались, автомобили дезактивировали. Больше всего в этой командировке поразила жизнестойкость природы. Жизнь продолжается даже там, где, казалось бы, это невозможно.

ДВА КРУГА НА ВЕРТОЛЕТЕ

В 1986 году я работал специальным фотокорреспондентом «Красной Звезды» — главного печатного органа Министерства обороны СССР. Меня вызывает главред, генерал-лейтенант Макеев (обычно напрямую он поручений не давал), и сообщает, что нам первым разрешили публикацию о чернобыльской катастрофе и нужны фотографии, как военные ликвидируют последствия аварии. Уже вечером я сел на скорый поезд «Москва–Киев».

На вокзале меня встретил спецкор по Киевскому военному округу Пал Палыч Черненко. На уазике — сразу к КПП чернобыльской зоны. За шлагбаумом увидел большое количество народу и инженерной техники, палаточные городки, где жили ликвидаторы. Пришло первое понимание масштабов произошедшего. В штабе меня сразу переодели в белую хлопчатобумажную форму и выдали дозиметр. Он измерял дозу облучения, которую я получал. Провели инструктаж: куда ни попадя не залезай. Рекомендовали передвигаться вместе с разведчиками-дозиметристами. Но фотографы — народ любопытный и ради хорошего кадра иногда забывают о безопасности. Тут вообще о ней никто не думал, просто делали свое дело.

В первый же день я залез под взорванный реактор, где метростроевцы прокладывали тоннель, чтобы разместить там охлаждающее оборудование. На второй снимал реактор с вертолета — его засыпали с неба специальными смесями, чтобы уменьшить выбросы радиоактивных веществ. Кабина пилотов была обложена свинцом — он защищает от радиации, а мне пришлось снимать из открытой двери. Решили, что сделаем один круг, я несколько раз кнопку нажму, и улетим. Но я попросил летчиков зайти на второй круг — согласились, попросил на третий — обложили матом.

– Ты чокнутый, капитан, – орал мне командир вертушки. – Знаешь, сколько рентгена в кабине?

Позже узнал, что за 12 минут полета у меня накопилось 15 рентген — а норма, после которой из зоны выгоняли, была 25. Вечером дежурный проверил мой дозиметр, поинтересовался, где меня черти носили, и предупредил: будешь геройствовать — отправим из зоны. Отправили на четвертый день, когда набрал 21 рентген. За эти дни я успел отснять консервацию энергоблока и радиоактивных отходов, дезактивацию техники, быт ликвидаторов, работу вертолетчиков, мертвую обезлюдевшую Припять и прилегающие села. Понимание последствий пришло позже, когда я вынужден был свою военную форму уничтожить, фонили радиацией фотопленки и сам фотоаппарат.