Пастернак — внук Пастернака

10 февраля исполнилось 130 лет со дня рождения Бориса Пастернака. Это не просто один из самых известных жителей Переделкина — это фактически его главный певец и символ.

В день рождения поэта в доме-музее на улице Павленко собралась вся его семья. Присутствовал на встрече и Борис Пастернак. Да-да, Борис Пастернак — внук поэта, родившийся через год после его кончины. Борис Евгеньевич провел детство на переделкинской даче и помнит времена, когда она была еще народным музеем Пастернака.

— Борис Евгеньевич, вы с дедом — просто одно лицо!

— Раньше считалось, что на него больше похож мой старший брат Петр. Теперь, когда я поседел, об этом иногда говорят мне. Но, думаю, я достаточно быстро пройду этот отрезок. Борис Леонидович всегда выглядел моложе своих лет, его глаза излучали совсем иной свет и убежденность, нежели та, которую мы можем изобразить на своей физиономии.

— Каково это — носить имя «Борис Пастернак»?

— Моя бабушка по материнской линии считала, что родители испортили мне жизнь, назвав меня в честь деда. На самом деле мне фактор имени-фамилии никогда не мешал, впрочем, и для достижения каких-то целей мне его ни разу не приходилось использовать. В советское время вопрос, не родственник ли я Бориса Леонидовича, мне задавали только в детской поликлинике.

— Ваш отец — сын Пастернака от первого брака, а после смерти поэта хозяйкой дачи осталась его вторая жена Зинаида Николаевна. Как уживались потомки Бориса Леонидовича?

— Семья была дружная. Зинаида Николаевна с сыновьями, Леонидом Борисовичем и Станиславом Генриховичем (сын от ее первого брака с пианистом Генрихом Нейгаузом. — «НО»), жила в большом доме. А мои родители, брат и сестра занимали сторожку. В ней когда-то действительно размещался сторож, но он еще в конце 1950-х годов получил квартиру в силикатных домах, около водокачки. В сторожке была печка, и первое время мы жили там круглый год. Но когда у моего старшего брата, а потом и у меня появилась школа, мы переехали в Москву, а туда стали приезжать только на каникулы. Мой отец помогал Зинаиде Николаевне разбирать архив (в том числе ради этого она попросила его там поселиться), а еще одной из задач моих родителей было проводить экскурсии. Уже вскоре после смерти Бориса Леонидовича его дом превратился в стихийный народный музей.

— По какому расписанию он работал?

— Действовало сарафанное радио, собирались группы. У нас всегда была открыта калитка, и если мы видели, что у людей, которые за ней остановились, какой-то неслучайный интерес, то выходили и предлагали провести в дом, показать кабинет Бориса Леонидовича на втором этаже. Всегда много народу было в день рождения, день смерти, на Преображение (воспетое в стихотворении «Август». — «НО»). От нас, детей, не требовали ведения экскурсий, но мы обычно оповещали родителей о том, что пришли желающие.

— Каково жить в доме, куда в любой момент могут явиться посторонние? Там же не расслабишься…

— Все обитатели дачи воспринимали музейную миссию настолько ответственно, что вся жизнь была под это подстроена. Никто не залеживался в кроватях, не ходил по полдня в халатах. Но это было, как вы понимаете, не в характере и самого Бориса Леонидовича. У него жизнь была достаточно организованная, и правило, что все в течение дня должны быть заняты чем-нибудь полезным, перешло к нашим родителям по наследству.

— Но это же дача, там многое поневоле на виду... И каково было детям?

— Веревки для белья были, огород был. Мы с братом строили дома на деревьях, соорудили на участке и маленький домик для сестры. Нет, детская жизнь шла своим чередом. Мы много шалили, вели себя как настоящие уличные подростки. Прятались в канаве и выскакивали оттуда с криками, пугая заслуженных писателей. У нас были финские санки, на которых мы со страшной скоростью мчались зимой по улице Павленко. Гоняли на лыжах, на велосипедах. Вот рисовать мелом на асфальте Зинаида Николаевна нам не позволяла. Но, думаю, это было связано не с опасением нарушить мемориальный дух, а просто с ее представлением о порядке.

— Теперь вы часто бываете в Переделкине? Узнаете в нынешнем музее дачу своего детства?

— Мы собираемся там всей семьей в связи с памятными датами. Моя кузина Елена, дочь Леонида Борисовича, — главный хранитель музея. В доме все, за исключением каких-то деталей, повторяет то, что было. Но все же до 1984 года, когда была непрерывность, когда все это жило обычной жизнью, продолжавшей жизнь прежних хозяев, — это отличается от обстановки музея со смотрителями и экскурсоводами. Хотя там трудятся увлеченные люди, постоянно проводятся поэтические вечера, творчество Бориса Леонидовича рассматривается в более широком контексте, чем это было бы в обычном мемориальном музее.

— А сам поселок как меняется в ваших глазах?

— Жалко, конечно, что почти за полвека многое изменилось. Но сохранились еще какие-то куски прошлого: и в самом писательском поселке, и в домах, которые вдоль железной дороги, в сторону Мичуринца. Нет такого перерождения, которое происходит в других дачных поселках. Что я заметил нового и интересного в свой последний приезд — что парк Мещерский дошел до Сетуни и теперь можно по удобным дорожкам идти на территорию, которая раньше называлась «зона отдыха Киевского района». Берега Сетуни очищены, появились какие-то мостики. Конечно же, нас очень беспокоит судьба Дома творчества: не как институции, а как памятника истории и участка ландшафта. Это здание с колоннами немного помпезное, но оно стало частью этих мест. Оно косвенно связано и с судьбой Бориса Леонидовича. У него не было телефона на даче, и он часто ходил в контору Городка писателей, чтобы звонить в Москву. Я слышал о каких-то потугах купить эту территорию и застроить ее. Атаку отбили, но успех надо закреплять. Есть идея организовать там музей, связанный с историей писательского поселка.

— Вы известный эксперт по градостроительному наследию. А с Переделкино ваша профессиональная судьба как-то связана?

— Несколько лет назад я писал экспертизу по реставрации здания бывшего туберкулезного санатория в усадьбе Измалково. Той самой, о которой Борис Леонидович писал:

…Парк преданьями состарен. 
Здесь стоял Наполеон. 
И славянофил Самарин 
Послужил и погребен.

Власти передали эти здания фонду «Подари жизнь». Там будет пансионат для детей, которые проходят реабилитацию после онкологических заболеваний, и их мам. В этом фонде работают очень инициативные люди, у них многое хорошо получается. Волонтеры уже стали чистить парк и берег пруда, которые были ужасно замусорены. Думаю, для таких начинаний общественного свойства в Переделкине найдется еще много места.

Из стихотворения «Иней» (<1941>):

…Ты завтра очнешься от спячки 
И, выйдя на зимнюю гладь, 
Опять за углом водокачки 
Как вкопанный будешь стоять. 
Опять эти белые мухи, 
И крыши, и святочный дед, 
И трубы, и лес лопоухий 
Шутом маскарадным одет. <…> 
Ты дальше идешь с недоверьем. 
Тропинка ныряет в овраг. 
Здесь инея сводчатый терем, 
Решетчатый тес на дверях. 
За снежной густой занавеской 
Какой-то сторожки стена, 
Дорога, и край перелеска, 
И новая чаща видна. <…> 
И белому мертвому царству, 
Бросавшему мысленно в дрожь,
Я тихо шепчу: «Благодарствуй, 
Ты больше, чем просят, даешь». 

СПРАВКА

Борис Евгеньевич Пастернак родился 25 января 1961 года в Москве. Окончил Московский архитектурный институт (1984). Архитектор-реставратор высшей категории, член президиума Союза реставраторов, член Федерального научно-методического совета по культурному наследию Министерства культуры России. Аттестованный государственный эксперт по проведению историко-культурной экспертизы.

КСТАТИ

У Бориса Пастернака было двое сыновей: Евгений (1923–2012) от первого брака и Леонид (1938–1976) — от второго. У поэта 4 внука, 11 правнуков и 3 праправнука.