От голода спасала лебеда

Семьдесят пять лет назад 8 сентября началась ленинградская блокада. Нина Цесаренко из Троицка все 900 дней блокады провела в Ленинграде. Ей не было и четырех лет, когда началась война, но она до сих пор помнит все ужасы того времени. «Новым округам» Нина Васильевна призналась: она не может терпеть небрежного отношения к хлебу. А еще — очень любит собак, поэтому пока мы прогуливались по улочкам, за нами неотступно следовала маленькая собачонка Нины Васильевны по кличке Малыш.

— До войны у нас была немецкая овчарка Джек. Однажды осенью 41-го Джек выбежал из дома и больше не вернулся. Наверное, его кто-то поймал и съел. В первый блокадный год было очень страшно, люди обезумели от голода, ели животных, птиц и даже были случаи людоедства, — со слезами на глазах рассказывает блокадница.

Первый этап эвакуации ленинградцев был еще до начала блокады, с 29 июня по 27 августа, когда части вермахта захватили железную дорогу, связывающую Ленинград с лежащими к востоку от него областями. За этот период из города было вывезено около полумиллиона жителей, почти половина из которых дети..

— Поначалу в эвакуацию отправляли только детей, родители оставались работать в городе. Мама уже приготовила мои вещи, вымыла меня, а отец пришел и сказал, что своего ребенка не отдаст. Так мы остались в Ленинграде. Но папу мы не видели, он постоянно был в отъезде, работал водителем на Дороге жизни.

Осенью еще были запасы еды со своего огорода. Но их хватило только до нового, 42-го года, кто-то из подвала украл всю картошку, и постепенно убавлялась из кадушки квашеная капуста. Выручали военные, которые останавливались в доме.

— Бывало, придешь на кухню — чайник поставить, а солдаты говорят. «Давай неси кастрюлю, супчику нальем», — вспоминает Нина Васильевна.

Зимой 42-го стало совсем худо, запасы закончились, заболела мама, карточки никто не отоваривал, хлеба не было. Летом родственники уехали в эвакуацию, а Нинина мама была слишком слаба и боялась, что не переживет дорогу. Так они отказались от эвакуации во второй раз. Им как иждивенцам давали 125 граммов хлеба на человека. Весной выручали крапива, лебеда: варили из травы похлебку, засаливали впрок.

Нинина мама, чуть оправившись от болезни, устроилась в сапожную мастерскую — сторожить и убираться. Пятилетняя Ниночка своими маленькими ручками помогала собирать мусор под станками. А после бомбежек Нина с мамой ходили разгребать завалы, помогали вытаскивать людей: живых, раненых, мертвых.

— Потом стали ходить трамваи. Как-то едем, видим в окно: труп женщины. Вот так было страшно в блокадном Ленинграде, — продолжает рассказ Нина Васильевна.

Но были и счастливые минуты. Она вспомнила, что, гуляя около дома, увидела мужчину, который шел и улыбался. Это был ее отец, он пришел на побывку перед поездкой на фронт. Был уже 43-й год.

— Папа принес хлеба, манки и сгущенки. Помню, как он сказал маме, что манка только для ребенка, — улыбнулась она. — А на карточки отовариваться было трудно, за них устроились в столовую, там давали суп и кашу. Иногда мы с мамой ходили по домам убираться и стирать, за это нам давали продукты. Так и выжили.

Как и многие ее сверстники, Нина Васильевна Цесаренко была лишена детства, потому рано научилась ценить жизнь.