Остров писательской вольницы

12 ноября исполняется 65 лет писателю Юрию Полякову. С 2001 года он постоянно живет в Переделкине, в доме на улице Довженко. Но дорожку в литераторский поселок он протоптал задолго до этого: регулярно отдыхал в Доме творчества писателей на улице Погодина.

В этом году у Юрия Полякова вышел новый роман «Веселая жизнь, или Секс в СССР», во многом автобиографичный. Действие происходит осенью 1983 года, и добрая треть его разворачивается в переделкинском Доме творчества.

— Юрий Михайлович, когда вы первый раз побывали в Доме творчества?

— В начале 1979 года. С тех пор ездил туда каждый год, обязательно зимой, и кроме пишущей машинки, брал лыжный костюм. Я катался на лыжах, а там была замечательная трасса. И лыжи выдавали.

— Зимой, наверное, было мало отдыхающих?

— Комнаты пустовали очень редко, только если писатель заболевал или внезапно менялись творческие планы. Путевка от Литературного фонда стоила 90 рублей, но если заезжать всего один раз в год, то она обходилась в треть этой суммы. За 30 рублей ты 26 дней жил на всем готовом — писал, общался, выпивал… Дом творчества ничем особым не отличался от средней руки санатория. В старом корпусе в номере из удобств был только умывальник (туалет и душ — в коридоре). Зато — аура легенды, известные соседи. Вокруг — писательские дачи. На аллее можно было встретить Владимира Солоухина или Евгения Евтушенко (он всегда так озирался, словно боялся покушения).

— Вас навещали гости, далекие от литературного мира?

— В 1982 году я закончил повесть о комсомоле, которую тогда назвал «Райком» — в духе Артура Хейли, который своим производственным романам придумывал заглавия из одного слова («Отель», «Аэропорт»). Поставив

точку, я позвонил своему другу Павлу Гусеву, работавшему тогда в ЦК комсомола. Он приехал, всю ночь слушал еще не остывшие главы и сказал: «Здорово! Просто гениально! Точно не напечатают». В 1983 году, став главным редактором «Московского комсомольца», он напечатал одну главу и получил первый строгий выговор (повесть, получившая в конце концов название «ЧП районного масштаба», увидела свет только в январе 1985 года. — «НО»).

— Что сейчас происходит с Домом творчества?

— Он формально остается в писательской орбите. Но литераторы ездят туда все реже — стало дорого, уровень обслуживания низкий, атмосфера исчезла. Чтобы содержать его, надо задирать стоимость путевок. А писатели — одна из самых мало зарабатывающих и незащищенных общественных страт. В старом корпусе устроили общежитие для гастарбайтеров. У нас была идея сделать из этого корпуса музей истории советской литературы. На старых дачах писателей до сих пор сохраняются их архивы. Открыть каждому писателю отдельный дом-музей невозможно, но посвятить им комнатки-пеналы — вполне.

«Литературная газета», в которой я был главным редактором, много об этом писала. Но все это было в руках настоящих жуликов. Кончилось все налетом на мою дачу (в ночь на 23 декабря 2009 года неизвестные вломились в переделкинский дом Полякова и избили его жену. — «НО»). В конце концов этих мы победили, но пришли новые люди, с которыми я работать не смог. Поэтому я от всего этого просто отошел.

— Работая над романом, вы заходили в Дом творчества?

— Конечно — я походил по аллеям и по коридорам, уточнял, что там на фронтоне нарисовано, расположение комнат, виды с одного балкона и с другого. Оказалось, что я почти все помнил правильно.

ЦИТАТА

Подхватив сумку и футляр с машинкой, я поспешил по асфальтовой дорожке к «старому» корпусу. С клумб мне салютовали яркие осенние астры. На фоне желтых лип и красных кленов особнячок с белыми колоннами в конце аллеи показался тургеневской грезой, перенесенной в Подмосковье с картины Борисова-Мусатова. Впрочем, на фронтоне в ореоле лепных лент и гирлянд, обвивавших раскрытую книгу, значился не какой-нибудь там дореволюционный MDCCСLXXXVIII, а вполне советский 1947 год. <…>

Интересно, думал я, почему Сталин <…> хотел, чтобы советские писатели жили и творили в хоромах, похожих на классическое дворянское гнездо? Ностальгия по жизни, им же разрушенной? Вряд ли... Или же вождь полагал писателей своего рода новым, социалистическим дворянством?

…Все так же на второй этаж вела покрытая ковром лестница с широкими перилами, оштукатуренными под мрамор. Направо шел коридор с комнатами по обеим сторонам. <…>Заканчивался проход ступеньками в подвальный этаж, где располагался бар, нанесший советской литературе урон не меньше, чем репрессии 30-х, а то и поболее. Левое крыло Дома творчества было сквозное и через застекленную галерею соединялось с новым корпусом, там размещались столовая, библиотека, кинозал и бильярдная, тоже не способствовавшая плодовитости авторов. Из левого коридора пахло борщом и пампушками с чесноком. <…>

...В черных лужах, как светящиеся головастики, дрожали звезды. Часть ночного неба освещалась ровным розовым заревом, всегда стоящим над бессонным Внуковским аэропортом. Лесополосу сотрясал железный озноб пригородных электричек. <…>По сторонам неровной улицы высились черные дачные терема с желтыми окнами. Из-за заборов поднимались довоенные березы и черные ели, напоминавшие силуэтами китайские пагоды. <…>

— Дача драматурга Афигенова, — голосом усталого экскурсовода доложил Пчелкин. — <…>Десять лет не платил за аренду дачи, газ и электричество. Когда пришли из Литфонда выселять за долги, отстреливался спьяну из наградного браунинга. <…> Дача Дерибасова. Поэт, едрена Матрена. <…>Жена у него из опереточных. Привыкла ноги задирать, теперь на пенсию вышла и в окошке представления устраивает. <…>

Шторы большого фронтонного окна были раздернуты, точно театральный занавес, и там, как на освещенной сцене, сидела в плетеном кресле морщинистая красотка в красном ажурном пеньюаре и черном парике, похожем на баранью шапку. По-балетному воздев худую ногу, она медленно совлекала с варикозной конечности кружевной алый чулок. Напудренное лицо старушки искажалось мечтательной улыбкой, на которую ушел, надо думать, целый тюбик помады. <…>

В холле <…> я было направился к лестнице, когда меня окликнула «генеральша» (дежурная. — «НО»), поманила пальцем и шепнула с видом заговорщицы:

— Жора, вам девушка звонила, спрашивала, в каком вы номере живете. <…>

Благодушное, даже благожелательное отношение к дамам, навещающим писателей, — одна из давних традиций Переделкина. Литератор уединяется в Доме творчества не только для создания нового полнокровного произведения, но и затем, чтобы расправить крылья чувственности, слежавшиеся в семейной неволе. <…>

Конечно, к писателям в Дом творчества наезжали порой и законные жены, но, во-первых, это считалось дурным тоном, а во-вторых, часто заканчивалось грандиозными скандалами. Тут уж дежурные были начеку, стараясь всеми силами задержать внезапную супругу в холле, угощая чаем, выпечкой, свежими поселковыми сплетнями, пока предупрежденный писатель устранял улики сладкого одиночества. Впрочем, попадались и верные мужья, чаще всего горькие пьяницы, но и этим аскетам требовалось время — выгрести из номера пустые бутылки… <…>

Юрий Поляков. Веселая жизнь, или Секс в СССР (2019)

СПРАВКА

Главный герой романа «Веселая жизнь, или Секс в СССР» — молодой прозаик Георгий Полуяков. От него требуют проголосовать за исключение из партии писателя Ковригина (прототип — Владимир Солоухин), пытавшегося передать рукопись на Запад. Вдобавок жена устраивает Полуякову бойкот, заподозрив в измене с актрисой Гавриловой (о которой тот лишь мечтает). Возможность перевести дух на нейтральной территории дает путевка в Дом творчества. По общему телефону на первом этаже лирик Омиров, потерявший на войне зрение (прототип — Эдуард Асадов) часами охмуряет поклонниц, а детективщик Майнер обсуждает сюжеты будущих романов с братом-соавтором (прототипы — братья Вайнеры).

Александр Изотович Пчелкин, давно променявший сочинение прозы на хозяйственную деятельность в правлении Литературного фонда (прототип — забытый ныне писатель Александр Давыдович Тверской), сойдясь после инфаркта с медсестрой Дома творчества, живет там постоянно и знает истории всех дачников. На комнатных пьянках от поэта Вовки Шлионского и его дамы не отстают дагестанец Шовхал и певец тундры Билибердиев. Полуяков с отвращением к себе ожидает собрания по делу Ковригина и с надеждой — приезда в Переделкино актрисы Гавриловой...