Наталья Варлей: Увы, но все помнят только мою Кавказскую пленницу

Наталья Варлей приехала в Дом культуры «Первомайское» на мероприятие, посвященное 78-й годовщине контрнаступления советских войск под Москвой. После выступления артистка рассказала корреспондентам «НО», как на ее семье отразились события Великой Отечественной и почему она больше не снимается в кино.

— Наталья Владимировна, что ваши родители говорили о войне? Вы ведь и родились 22 июня...

— Я родилась в четыре утра… И знаете, родители всегда отмечали мой день рождения. В нашей семье никто практически не говорил о войне. Даже это слово не упоминалось. Отец служил на флоте, был в самом пекле, когда обороняли Крым. Мама — из Ленинграда вместе с родителями уехала на Урал и там, будучи школьницей, работала на оборонном заводе. И только после того как папа умер, его друзья рассказали мне о том, как они воевали.

— В вашей фильмографии есть картины, посвященные войне…

— Да, это две очень дорогих для меня работы: «Золото» и «Так и будет». Всего я снялась в 61 картине, а мне говорят: «Мы будем смотреть ваш фильм, имея ввиду «Кавказскую пленницу». Как будто он у меня один.

— Вы же совершенно случайно попали в него, так же, как и в кино...

— Да. Когда была маленькой, решила, что стану цирковой артисткой, увидев представление в цирке. Родители пришли в ужас! Но я все равно окончила училище… И как-то под куполом цирка меня увидели кинематографисты. Сначала были небольшие роли. Потом на гастролях меня увидел режиссер Георгий Юнгвальд-Хилькевич и пригласил в «Формулу радуги». Там уже заметила ассистентка «Мосфильма», пригласила на пробы «Кавказской пленницы». Ну и покатилось…

— Сейчас вы не снимаетесь в кино. Почему?

— Если раньше я читала сценарий, то я хотела сниматься. Но теперь все не то. Предлагают, конечно. Но пока в кино меня нет. И в театре тоже. Пишу книги, провожу творческие вечера… Этого пока более чем достаточно.

— Свои стихи вы не публиковали, пока не поступили в Щукинское училище. Почему?

— Да, так получилось. Я очень хорошо общалась с Володей Качаном, Мишей Задорновым, Леней Филатовым... Первым, кто увидел стихи, был, по-моему, Володя. Леня тоже стихи писал. А так как был в меня влюблен, то некоторые адресовал мне. Я ему тоже отвечала стихами. Так и переписывались. А Миша Задорнов в то время работал в «Юности» в отделе сатиры и юмора. И, увидев мои стихи, взял у меня несколько и решил их напечатать. А Петя Вегин, их друг, входил в редколлегию журнала «Крестьянка». Там тоже вышла большая подборка. И после этого я решила, что надо пойти учиться.

Поступила в Литературный институт на факультет поэзии. Я уже взрослая была тетенька, на втором курсе родила сына. Мне было уже 38 лет.

— Ваши дети тоже стихи пишут?

— Вот сейчас не знаю. Они их не показывают. Когда Вася был маленький, писал стихи, прозу. В шесть лет у него даже появилась пьеса «Что такое жизнь». Второй сын, Саша, тоже писал. Он режиссер по профессии, песни пишет. Но сейчас затаился. Женька… Когда маленьким был, писал замечательные стихи. Сейчас говорит, что уже нет. Но я не верю.

— А вы помните свое первое стихотворение?

Да, написала в четыре года про грибок: «У грибочка шапочка и толстая ножка. Нет у ножки тапочка, нету и сапожка». Потом были про цветочек, сестренку… А когда стала постарше, начала вести дневник. В 12 лет у меня была сильная любовь. В детской студии при цирке я влюбилась в мальчика и написала об этом. И когда мама с бабушкой нашли тетрадку, они так испугались той взрослости чувств… И после этого я перестала вести дневники, начала писать стихи снова. Потому что они безымянные.

И сейчас, если кто-то их читает, говорит: «Ну, наверное, они написаны в такой трагической ситуации твоей жизни, такая была трагическая любовь...» А я смотрю и говорю: «Вы не поверите, но я не вспомню, кому они посвящены».

— Чем же вас так привлек тот мальчик?

— Знаете, он был страшненький-страшненький. Но с такой харизмой… От него шла энергия, как от всех талантливых людей. А еще он был маленького роста. Поэтому я молила Бога: «Господи, сделай так, чтобы я больше не выросла!» И он сделал это. С 12 лет я больше и не росла. А мое чувство к тому мальчику заглохло, когда мы поступили в цирковое. Я быстро перевлюбилась.

— По-моему, об этом вы рассказываете в своей автобиографии. А сейчас над чем работаете? Как-то вы говорили о книге про животных.

— Да, она в процессе. Но я столько сил потеряла с «Канатаходкой» (автобиография Натальи Варлей. — «НО»)… Но материал для книги о животных есть.

— Почему именно про них вы решили написать книгу?

— У нас всегда были кошки, собаки, черепахи, попугаи, хомяки. Например, когда мне было 12, кошки лечили меня на раз. У меня были проблемы со спиной — и когда я ложилась на кровать, они прыгали мне на спину и начинали делать кошачий массаж. Через полчаса все проходило. Сейчас у меня четыре кота дома живут. Попугайчики были.

— Скоро Новый год. В детстве о чем писали Деду Морозу, что у него просили?

— Точно помню, что ничего. Я знала, что Деда Мороза не существует и все подарки под елку положат мама с папой. Поэтому ничего не просила. Но я очень запомнила, как мы встречали один Новый год с моим старшим сыном. Тогда ему исполнилось лет шесть. Ну улице был жуткий холод. В Москве лопались трубы…

У нас на кухне горел газ и была открыта духовка, чтобы хоть какое-то тепло шло. Мы накрыли стол, и я предложила сыну написать записочки с желаниями. Что написала я, точно не помню. Но тут раздался телефонный звонок, и Вася взял трубку. Я решила подсмотреть его желание, чтобы потом исполнить. И мне стало так стыдно!

— Что же написал ваш сын?

— «Пусть мама будет счастливее всех женщин».