На гитаре играли все пацаны поселка, хотя умел не каждый

— Ах, Арба-ат, мой Арба-ат, ты мое-о призвание…

Дядя Леша пел хорошо. Смысл песни до меня, семилетнего, само собой, не доходил. Куда интереснее смотреть, как дядины толстые пальцы перебирают тонкие струны, меняя темп, перескакивая с перебора на шаловливый бой: — А-ваше, а-благородие, а-госпожа удача…

Тогда я загорелся.

На гитаре в нашем поселке играли все пацаны, хотя умел далеко не каждый: как известно, зная пять аккордов, можно худо-бедно спеть любую песню. Вечерами на каждой улице звенели струнами, но выпросить инструмент у старшаков было нереально — он у них всегда при деле.

Повезло. В городе у тети нашлась гитара. Правда, без двух струн, и на нее кто-то до этого сел так, что барабан треснул в трех местах, но в том, что это гитара, особых сомнений не было. На вакантное место струн пробовались: шнурокполевка, капроновые нитки, телефонный кабель. Аккорды учил как все — подсматривая за старшими. Репертуар уличный да мамины пластинки.

Бабушка не особо одобряла мое увлечение: демонстративно затыкала уши, в сотый раз уведомленная, что идет охота на волков и порвали парус.

Нет, Высоцкого-то она любила. Не любила, когда рядом кто-то визжит, как потерпевший. А раз за «Владимирский централ» я от нее пребольно получил по губам.

Зато когда появились новые струны и гитара зазвучала, когда перебор был освоен, голос поставлен, я видел, что веретено в ее руках останавливается, глаза прикрываются уже на этом моменте: Ах, Арба-ат, мой Арба-ат, ты моя религия, Мостовы-ые твои-и подо мной лежат…