Миры Александра Митты
Народный артист России Александр Наумович Митта отмечает свой 85-летний юбилей.
Сеть кинотеатров Москино подготовила программу показов лучших фильмов этого замечательного режиссера, которые смотрятся актуально и спустя 50 лет.
— Александр Наумович, редакция газеты «НО» поздравляет вас с юбилеем! Немножко зная вас, подозреваю, что вы демонстративно отказались от всех торжественных мероприятий и празднеств?
— Угадали. Я уже столько напраздновался за свою жизнь, что теперь мечтаю лишь жить тихо, спокойно и в трудах.
Постоянно нахожусь в работе, чему рад безмерно. Поверьте, ничего, кроме суеты, бестолковщины и обиды каких-то хороших людей (а так или иначе всегда забываешь пригласить несколько человек), шумные мероприятия юбиляру не приносят.
— Вы любите живопись, ваша последняя картина называется «Шагал-Малевич». Не хотели сделать себе подарок и слетать, скажем, в Амстердам к Ван Гогу, или в Вену к Питеру Брейгелю?
— Если бы я мог сейчас сделать себе подарок, то организовал бы два полета — в Лондон и Нью-Йорк. Там шикарные музеи. А у меня есть хобби — ходить по музеям. В Лондоне самый шикарный на планете музей современной живописи.
А в Нью-Йорке самый лучший по классической живописи. Американская коллекция очень приукрасилась после того, как в 30-е годы им картины продал Советский Союз.
— Какой самый запоминающийся день рождения был для вас?
— Мне исполнилось четыре года. Папа работал в это время с утра до вечера.
Он пришел, сел перед моей кроватью и стал читать мне сказку. Это была большая редкость и большое счастье. Мою маму перед этим арестовали и сослали на Колыму, а отцу грозил расстрел, потому что он приехал из командировки из Америки, где на заводах Форда изучал детали для машины ЗИС. Я этого ничего не знал и был счастлив, как внимательно и ответственно он мне читает сказку.
— Вы входите в состав всевозможных комиссий. Я своим звонком застала вас на каком-то кинозаседании. Что решали?
— Меня на это заседание позвал один технический журнал, я пошел посмотреть, но выглядел дурак дураком: они обменивались рекламной информацией о новых моделях кинокамер. А для меня все камеры на одно лицо.
— Самоирония — великая вещь! Еще скажите, что вы против спецэффектов в фильмах?
— Нет, конечно, хотя бы потому, что я снял «Экипаж». Я к спецэффектам отношусь нормально, сам их активно использую в кино, но это — всего лишь инструмент.
Такой камеры, которая сама бы делала спецэффекты — нет, есть лишь те, которые могут слегка удешевить процесс.
— Причем в «Экипаже» эти спецэффекты, сделанные по нынешнем временам кустарным способом, на коленке, визуально дадут сто очков вперед современным цифровым.
— Но мы каждый спецэффект делали с кровью! На тех усилиях, которые прикладывали тогда, чтобы сделать один кадр, сегодня целый фильм можно сделать.
Сейчас все проще. Все ушло в «цифру», но она, к сожалению, все механизирует.
И не может породить хороший фильм.
— Есть планы по съемкам?
— Конечно. Сейчас с товарищем пойдем в Союз кинематографистов, будем обсуждать проблемы, связанные со съемками моих учеников, встречаться с юристом.
А вечером — занятия со студентами.
— Вы столько вкладываете в студентов! Мне это напоминает ту опеку, которую оказывало старшее поколение кинематографистов на том же «Мосфильме» молодежи.
Все картины, которые тогда получали известность — Элема Климова, Ларисы Шепитько, Ролана Быкова, Григория Чухрая, — они шли при поддержке мастеров объединения, которое их вело.
— Почему преемственность пропала?
— Прежде, при советской власти, когда «Мосфильм» работал как производящая база, идея преемственности присутствовала в каждом фильме. Потому что былхудсовет, были мастера, которые отвечали за 5–8 картин, которые делались в объединении, как правило, молодыми.
Если в их картинах что-то отвергалось, вычеркивалось, то это всегда происходило на более высоком уровне. Фильм отправлялся в Госкино, и вот там к нему отношение было уже более жестким.
А худсоветы объединений на «Мосфильме» всегда были доброжелательны.
Вот, например, Иван Пырьев — фигура сложная, но он руководил объединением и взял документалиста Эльдара Рязанова, увидев, что в нем сидит крепкий комедиограф, дав ему снять «Карнавальную ночь». Когда появился первый материал, Пырьев увидел, что размах Рязанова больше, чем позволяет снимаемый фильм, и назначил пересъемку первых двадцати минут. А это — очень дорогая вещь. Зато появилась картина, которая «шарахнула».
— Ну а сами собираетесь снимать?
— Собираюсь. Фильм будет о человеческих эмоциях, радостях и страданиях. Больше пока ничего не скажу.