Михаил Филин: миф о Пушкине рухнул

Надо создавать современного Пушкина

В день памяти поэта Александра Сергеевича Пушкина, 10 февраля, в музее-усадьбе «Остафьево» - «Русский Парнас» историк и писатель Михаил Филин презентовал книгу «Этюды о Пушкине», вышедшую в издательстве «Минувшее» в прошлом году. Михаил Дмитриевич, автор многочисленных работ о Пушкине и его окружении, признался, что в своей новой книге он был настолько откровенен, как раньше себе не позволял. После презентации у корреспондента «Новых округов» с писателем состоялась интересная беседа.

- Михаил Дмитриевич, в чем заключается ваша откровенность?

- В отличие от советских пушкинистов, которые любят поэта слепой любовью, я опирался в своей книге на факты, а не на чувства. Нас всех учили тому, что Пушкин был величиной, вокруг которой все крутилось, даже термин придумали -  «пушкинская Россия».  Я сейчас, наверное, кого-то разочарую, но не было «пушкинской России». Да, был Пушкин - величайший поэт, чрезвычайно интересный и разнообразный человек, но его превратили в памятник, в котором мало чего живого осталось. Кем был Пушкин на самом деле? Значительную часть жизни мелким чиновником, в последние годы жизни камер-юнкером (это самый мелкий придворный чин), мелким помещиком, то есть занимал место в социальной иерархии достаточно скромное.  Несколько лет назад, когда наконец-то издали воспоминание знаменитого графа Бенкендорфа, якобы гонителя Пушкина, пушкинисты, открыв его, дара речи лишились: Пушкин в толстенном томе вообще не упоминается! Любое государство должно иметь свою мифологию, и Пушкин стал частью советской мифологии. Но обожествление Пушкина себя исчерпало. Культ его рухнул вместе с советским государством.

- И, правда, страшные вещи говорите. И что пришло на смену?

- Сейчас переходный период. Повсеместная любовь к поэту начала угасать, но теоретически она еще может возродиться.  Новому государству нужна новая мифология. И в ней найдется место Пушкину, нам только нужно показать достоинства поэта, используя новые методы, сформировать современный образ Пушкина. Последний пример - выставка Серова в Третьяковской галерее, которая собрала беспрецедентное количество народу. Конечно, за этим стоят мода, престиж, но есть и культурная составляющая, людям же интересно. На мультимедийную выставку «Православная Русь»  в Манеж пришли сотни тысяч человек, а если бы это была классическая выставка? Но главное в просвещении – это вкус, а то можно мигом соскользнуть в пошлость или китч.

- А есть же усадьба Остафьево, где мы сейчас находимся…

- Я приезжал в Остафьево, когда здесь был еще районный санаторий.  Приехав сюда сегодня, я был поражен, как все изменилось, какие средства и усилия вкладываются в восстановление усадьбы. Это не может не радовать.  Остафьево, куда Пушкин приезжал в гости к Вяземскому, - это огромное родовое гнездо с чрезвычайно глубокими культурными традициями. Здесь гений места чрезвычайно силен, чувствуется и в наши дни. Это место должно стать частью нового мифа о Пушкине.

- Согласно легенде, свое название усадьба получила по первому слову, произнесенному Пушкиным по приезду. «Оставь его», сказал поэт, когда его спросили, что делать с багажом.

- Эта часть мифологии,  с точки зрения истории и науки это не обсуждается.

- Вы сказали, что в своей книге сделали предположения и биографические уточнения. Приведите примеры.

- Известно, что когда 23 ноября 1836 года Пушкин был принят императором Николаем I, поводом для которого стало столкновение поэта с Дантесом, он пообещал государю «больше не драться ни под каким предлогом». Тем не менее спустя два месяца, 27 января, он вышел к барьеру.  С точки зрения системы ценности того времени это неслыханное прегрешение. Неужели Пушкин, всегда крайне щепетильный в вопросах чести, ушел бы из жизни, не попросив прощения у царя? Я нашел основания ответить на этот вопрос отрицательно. Сопоставив ряд фактов, я предположил, что накануне дуэли Пушкин написал императору покаянное письмо, на случай своей гибели. Но его не суждено было отправить. Когда поэта привезли тяжелораненого с Черной речки, лейб-медик императора привез ему царское прощение. Получилось, что не Пушкин попросил прощение, а царь сам простил умирающего поэта. А то письмо было сожжено. Еще на полях одной рукописи, над которой поэт работал в 1833 году в Болдино, я обнаружил рисунок Натальи Николаевны, а рядом – еще один рисунок неизвестной женщины. Я провел исследование и предположил, что это изображение бывшей крепостной Ольги Калашниковой, матери ребенка поэта, умершего в младенчестве, и она что он в том году была в Болдине.