История 4 лет плена и 86 лет жизни

Мало кто из наших современников может представить, что такое жизнь в плену. Такое существование не оставляет сил и возможности любить, радоваться. По самым скромным подсчетам, в плену у немецкой армии во время Великой Отечественной войны оказались более 5 000 000 человек. Не все из них дожили до 9 мая 1945 года. Еще меньше дожили до сегодняшних дней. О том, что такое быть узником фашистских концлагерей, рассказала житель поселения Михайлово-Ярцевское Юлия Максимовна Щиблеткина, чья семья пробыла в плену более четырех лет.

Жизнь

Юлия Щиблеткина родилась 6 апреля 1931 года в Тамбовской области. Через два года ее отец принял решение уехать в пригород Ленинграда. Маленькую Юлю он взял с собой — мать бы не потянула воспитание двоих детей.

В 1937 году мама приехала к ним в Ленинград. Правда, уже одна. Младшая дочка умерла от голода.

Через год у Юлии появилась сестренка Раиса. В 1939 году Юля пошла в школу, Рая — в детский садик.

В школе Юля была отличницей. За хороший почерк ей доверили оформлять стенды. До войны она успела окончить всего два класса.

— Шли мы с речки, что-то заметили, очень грустные родители. Детьми не понимали, что такое война вообще. Мама и папа работали на военном заводе в Ленинградской области, в 30 километрах от города. Нас всех хотели эвакуировать, ждали приказа из Москвы.

Юлия Максимовна вспоминает, что почти сразу власти распорядились вырыть землянки. В домах было очень опасно.

— Детвора получила карточки на питание. Ездили на станцию «Колпино», покупать коммерческий хлеб. Вставали в 5 утра. И до прихода немцев это все было. Везде были листовки с надписью «Смерть фашистам». Помню, плакат в поезде, Сталин держит маленькую девочку. Такая вот агитация была.

Так Юля жила в Ленинградской области до 29 августа 1941 года.

Плен

— Немцы наступали очень быстро. Расстреливали поезда с мирными жителями. Уцелевшие пассажиры прятались в лес. От бомбежки горели земля и небо. Землянки не спасали. Потом наши летчики, сбрасывали листовки с посланиями — не обижайтесь, мы не можем иначе, не можем не бомбить. Надо как-то выгонять немцев. Потому что они маскируются под гражданское население.

Юлия Максимовна не помнит, как выглядел первый немец, которого она увидела. Среди гражданских были только ужас, паника, растерянность, а военных расстреливали.

— Ленинград защищался, но нас он защитить не мог. Это я потом узнала, что по Ладожскому озеру пытались перевозить продукты. Но у нас не было ничего. Мама рассказывала, что были вышки охранные, там заметили немцев, а рядом в кассах деньги получали рабочие завода. Как увидели немцев, все побежали. Руководители, или партийные, остались с пистолетами. Но все погибли. Все.

В плен семья Щиблеткиных попала прямо с передовой. Их сразу погнали к шахтам, в лес, на торфяные болота. Юлия Максимовна помнит, что за каждого своего убитого солдата немцы расстреливали 10 советских мужчин.

Немецкое командование приказало всех, кого взяли в плен с передовой, погнать в Германию на работу. Вереницами люди шли к первому пункту назначения — городу Дно. Навстречу — советские военнопленные. Юлия Максимовна вспомнила, как ее мама попыталась отдать варежки солдату, за что ее жестоко избили прикладом.

Пленные остановились в совхозе Халтурино Донского района. Там встретили старосту деревни, служащего немцам, и как казалось Юлиной семье, связанного с советскими партизанами. Перед посадкой на поезд он передал от местных жителей сухариков и хлеба. Этот запас впоследствии спас Щиблеткиным жизнь.

— Уже в конце 41 был приказ — прибывших, срочно организовать, посадить в поезд и отвезти на сельскохозяйственные работы. Мы в слезы, намучались, да и куда мы со своей Родины. Погрузили в поезд как селедку в бочку, ступить негде. Только выехали — бомбежка. Думаем, что это наш конец наступил. Но проехали. Добрались, кажется, за сутки до Эстонии. Нам дали бульона, помыли и повезли в польский концлагерь.

Двухъярусная колючая проволока, где-то 3–5 метров, отделяла узников от свободы. Юлия Максимовна не помнит название лагеря, но перед глазами эта картина стоит как сейчас: кто-то пытался перекинуть за забор немного хлеба, но если его попытаться подобрать — моментально избивали.

— Наша семья жила в какой-то клетушке. Это был гражданский, семейный концлагерь. Если хорошо себя вели, то не били, мы же не солдаты, что нас бить то. Лечить не лечили, голодом морили. Если кто-то сильно заболевал — его уводили, и больше мы его не видели. Кормили раз в сутки какой-то кормовой репой на воде. Тогда нас и спасли те запасы хлеба. Если бы не они, мы бы не выдержали.

В сентябре 1942 года семью Щиблеткиных вывезли для сельскохозяйственных работ. Их направили в поместье, расположенное в городе Острава. Поселили в маленький домишко. Вместе с ними на хозяев работали еще пять русских семей. Каждый день, без выходных, круглые сутки.

— Мне было уже 11 лет, досталась работа по хозяйству. Дома обед готовила. сестренку нянчила. Однажды хозяйка решила добавить мне работы, гусей пасти. Я говорю, — не могу, у меня сестра маленькая. Меня так за косички оттаскали, что кровь пошла. Родители пришли на обед, у меня ничего не готово, сижу, плачу. Папа спрашивает, в чем дело. Рассказала, он молча поднялся и пошел к хозяину. Кто он был, мы не знали — откуда-то из Восточной Пруссии. Папа взял вилы, сказал ему: «Я сейчас запорю вас! Мы на вас работаем, а вы над детьми издеваетесь!».

Хозяин вызвал полицию. Юлия Максимовна вспоминает, что у них был страшный вид — кокарды, изображение черепа, краги, мотоциклы. Жившие через дорогу немцы-работники, увидев, что сейчас будет насилие, крикнули полицейским: «Вы не имеете права! Какое вы имеете право?!».

— Полиция вызвала только меня и маму, папу оставили. Меня спросили: «Била тебя хозяйка?». Я говорю — била. Полицейские меня раз — плетью. Резиновой нагайкой по спине три раза, три рубца черных было. А маму поколотили почти до смерти.

Семья Юлии Максимовны жила в полном безвременье. Вестей с Родины не было никаких. Первая весточка пришла, когда мама Юли убиралась у хозяев и услышала звук приемника. В передаче сообщили, что советские войска наступают на товарную станцию. Что за станция, где это было, узнать не удалось.

— Мы начали замечать, что изменилось отношение хозяев. Пирогом каким-то угостили. Они, как мы думали, понимали, что все меняется. Через несколько месяцев нас увезли. Потом узнали, что хозяевам дали приказ нас аннулировать. Но нас взяли с собой, все пять семей, не знаю почему. Когда проезжали мимо города Данциг, там столько скопилось военных немецких. И танки, и убитые. Ехали по трупам. Я понимала уже по-немецки тогда. Помню, когда доехали, местные спросили хозяев: «Почему вы их не убили?».

Семью Щиблеткиных увозили все дальше и дальше, ближе к Берлину. Юлия Максимовна до сих пор помнит вид города Мюнхгаузен — пустые глазницы окон, на улицах только танки.

— Нас высадили на каком-то хуторе.

Жизнь

Немцы остались в доме, а русских загнали в хлев. Тогда, вспоминает Юлия Максимовна, люди услышали через грохот бомбежки и рев «Катюши» русскую речь.

— Мужчины вышли посмотреть, увидели солдата в русской шинели. Обрадовались, просто до слез. Мы русских людей до этого, кроме семей соседних, и не видели. Солдата остановили, он оказался связистом.

К утру у него получилось наладить сообщение с советскими войсками. Всех вызвали на плато, в том числе и немцев. В штабе погиб переводчик, поэтому Юлия Максимовна, как могла, переводила. Щиблеткиным дали лошадь, одежду, продукты.

— Ни семей русских, ни тех хозяев-немцев мы с тех пор не видели. Не помню точно, как мама это сказала, кажется, что-то вроде «пускай помнят русскую терпеливость, пощаду». Она не хотела чтобы их убивали. Но я не знаю, что с ними сделали. Мы хотели направиться в Советский Союз, но нам сказали — не спешите, там ничего нет. Но мы все равно спешили. Очень хотели домой.

В феврале 1945 года Щиблеткины начали свой долгий путь на Родину.

В тот же год отца Юлии призвали в армию. Остальные члены семьи не сразу добрались до границы, пришлось прождать полгода — Сталин приказал освобожденным пленным помочь провести карантин для скота и перегнать его в Советский Союз из-за страшного голода. Женщины работали на маслозаводе в Польше. Впервые после долгих лет существование превратилось в жизнь.

В 1946 году Щиблеткины добрались до Москвы и оттуда отправились в Мичуринск, где пережили самый сильный голод. Затем Юлия Максимовна переехала в Тульскую область — работать на шахты. Сначала камеронщицей, потом машинисткой клети. Жила в общежитии, встретила первую любовь. Родила двоих детей. Много переезжала. Освоила профессии швеи и доярки. Жизнь пошла своим мирным чередом.

В 1965 году, когда Юлия Максимовна работала в Министерстве сельского хозяйства, ведомство переехало из санатория «Михайловское» в Москву. Здание освободилось, и ветеран получила квартиру в поселке Шишкин Лес.

Позже она окончила Центральный научно-исследовательский институт строительных конструкций с отличием. Вступила в партию. Работала председателем избирательной комиссии, провела 11 выборов. В Министерстве сельского хозяйства работала начальником сметного отдела, вела контроль за строительством объектов, в том числе за возведением молочно-товарного комплекса «Вороновское». Участвовала в генеральной разработке застройки поселка Шишкин Лес.

Уже в пенсионном возрасте вошла в Совет ветеранов, где с 2003 года трудилась заместителем председателя, а с 2011 года — председателем.

Сейчас Юлии Щиблеткиной 90 лет. Она продолжает активную деятельность в Совете ветеранов. Общается с молодежью. Помогает другим ветеранам. Любит, когда гости доедают все, что лежит на тарелке. Сочиняет стихи.

Это послание она адресовала будущим поколениям.