Эдвард Радзинский: Для кино я не пишу
В Академическом театре имени Маяковского премьера «Снимается кино» режиссера Юрия Иоффе. Автор пьесы Эдвард Радзинский в интервью «НО» объяснил, почему его некогда успешный роман с кинематографом завершен давно и навсегда.
Эдвард Станиславович, поделитесь, пожалуйста, впечатлениями от спектакля «Снимается кино».
Смотрел премьеру дважды и честно скажу — результатом доволен. Юрий Иоффе поставил мою раннюю пьесу, которую я написал в 28 лет, спокойно, психологически тонко и с атмосферой того времени, по которому сегодня, как ни странно, многие испытывают ностальгию.
Почему же странно? Фильм Валерия Тодоровского «Оттепель», с аналогичным сюжетом «фильм в фильме», — кинохит. Кстати, вы не заметили, что создатели «Оттепели» кое-что позаимствовали у вашей пьесы?
«Оттепель» не смотрел. Если позаимствовали — не беда. Я перестал любить кино, потому что в нем, как правило, много чужого. Хотя кино — авторское искусство режиссера и его, только его взгляд. По моим сценариям было поставлено 13 фильмов, и к каждому у меня есть претензии. Точнее, даже не претензии, а вопросы. Несмотря на то что в некоторых картинах я присутствовал на съемочных площадках и мог вмешиваться в процесс, режиссер все равно снимал так, как видел он. Мне предлагали и предлагают снять фильмы по моим сценариям и сериалы, но я отказываюсь. Зачем мне это, если я сам играю всех персонажей своих книг в авторских программах? Замечу, что мои программы, творческие вечера проходят с аншлагами. Режиссеры пусть пишут свои истории и снимают.
Как вы относитесь к тому, что адаптируют классику под современность?
Это все равно что нарядить человека в чужой костюм и заставить играть чужую роль. Ничего хорошего из «переодеваний» не выходило и не выйдет. Дело ведь не в одежде, а в смысле, сути.
Вы работали с Анатолием Эфросом. Он был фанатиком театра, но при этом снял несколько фильмов. Наверняка вы знаете ответ на вопрос: зачем ему нужно было кино?
На пути каждого спектакля у Анатолия Эфроса было много препятствий. Не знаю другого режиссера, чей театральный путь был бы таким сложным. Сейчас ностальгируют по шестидесятым годам — «оттепели», но даже не подозревают, что в те годы было всего несколько больших художников, которые не подчинялись диктату власти и идеологии, а создавали свое искусство, несмотря ни на что. Таким художником был Эфрос. Но его путь был очень тернистым.
В спектакле Анатолия Эфроса «Снимается кино» играли большие артисты: Лев Дуров, Лев Круглый, Александр Збруев, Ольга Яковлева, Александр Ширвиндт. Что вы можете сказать о молодых артистах, занятых в премьере «Снимается кино»?
В Театре Маяковского я увидел настоящий театр. Русская актерская школа не только сохранилась, но и успешно развивается.
Эдвард Станиславович, вам не обидно, что режиссер Юрий Иоффе из вашей пьесы «убрал» нескольких героев, заменив их на статую Юлия Цезаря?
Моя пьеса очень густонаселенная и довольно объемная. Если бы ее поставили без сокращений, спектакль шел бы восемь часов. Он и так идет больше трех часов, как мне кажется, идет на одном дыхании, и в нем все по делу. Юрий Иоффе убрал героя, которого в постановке Анатолия Эфроса играл Лев Дуров. Он принадлежит к категории незаменимых артистов. Его место по-прежнему вакантно. Замечу, что Эфрос просил меня показывать артистам, как надо играть, и все повторяли, только Лев Дуров по-своему, и сыграл так, что мне захотелось повторить.