Борис Грачевский: Драки не люблю с детства

Создатель «Ералаша» Борис Грачевский сегодня без сомнений признается, что многие идеи для юмористического киножурнала он почерпнул из детства, которое провел в Переделкине, которое вот уже шесть лет является Новой Москвой. О том, как он разыгрывал пассажиров тогда еще пригородных электричек, Грачевский рассказал специальному корреспонденту «НО» Елене Буловой.

— Борис Юрьевич, вы часто приезжали в Переделкино на дачу к деду, одно время жили здесь и учились в переделкинской школе, а значит, можете оценить, насколько сильно изменился этот район за прошедшие годы и особенно за последнее время.

— Переделкино моего детства и этот же район Новой Москвы сегодня — две разные планеты. Для меня Переделкино значит очень много в жизни. В 1936 году мой дед со своей семьей переехал сюда, в достаточно глухое на тот момент Подмосковье. И он построил тут дом. К дому примыкал небольшой нарез земли, на котором можно было сеять картошку.

Тогда многие ее сеяли. А после войны этот дом стал нашей дачей, на которую постоянно приезжал и я в том числе. Дед заставлял меня окапывать яблони, коих вокруг было немало. И я должен был из соседнего пруда принести 20 ведер воды для полива деревьев. Вокруг бегали, прыгали дети, они играли, а мне нужно было работать. В итоге я забастовал.

И на урожай это никак не повлияло. Кроме того, вокруг нашей дачи росло много малины и смородины, черной и красной.

Потом я окончательно переехал в этот дом, потому что стал учиться в соседней средней школе, которую и окончил — 7 и 8-й классы. Жизнь в таком доме многому меня научила, например, топить печку. Я даже изобрел свой способ, ноухау: уголь сверху засыпал в золу, и печка оставалась горячая. Слава богу, никто не угорел. Мы жили в крохотных комнатульках, на которые дом в итоге оказался разделен, но всех все всегда устраивало.

За водой приходилось ходить далеко, под горку. И мы придумывали всякие приспособления, какие-то коляски, чтобы затаскивать эту воду. Естественно, никакого газа тоже не было, в доме стояли керосинки, что-то делалось на печке. Например, топленое молоко мама делала сама.

— Какое-то трудовое детство у вас было. Ну а простые мальчишеские радости? Драки, например? 

— С детства терпеть не мог драки. Весь экстрим, существующий в природе, был для меня terra incognita, в том числе качели, тарзанки, перевороты вверх ногами.

Меня укачивало очень прилично. До сих пор преследует морская болезнь. Даже если плыву на лодке. Но в юности я безумно любил рыбалку.

— Ваш дом был через железную дорогу от городка писателей. Это как-то ощущалось?

— Ну а как же! При мне Фадеев там застрелился — разговоров было! И я ходил к Корнею Ивановичу Чуковскому «на костры»… Он собирал друзей по воскресеньям на посиделки. Прийти мог любой, но за вход надо было отдать десять шишек. Без шишек не пускали. Там собрались писатели, они читали детям стихи, играли с нами. Но самым ярким явлением был все-таки сам Корней Иванович! Я очень любил его стихи. Для меня в литературе доминировали два поэта в ту пору: Чуковский и Маршак. Причем и тот и другой злились, когда их называли «детскими писателями».

— Ну а смерть Пастернака помните?

— А как же! Я даже приехал на велосипеде к нему на похороны. Кладбище было расположено с другой стороны железной дороги от нашего дома. Неподалеку стоял дом ветеранов-большевиков, и кусок на кладбище был отрезан под могилы для ветеранов. А другой кусок — под могилы литераторов. Там был похоронен Корней Иванович, и там же — Пастернак. Я был мал, но любознателен. Естественно, стихов Пастернака я не знал в силу возраста, но словосочетание «Доктор Живаго» было у меня на слуху. Все знали, что за этого «Живаго» его прессовал Никита Хрущев. Уже много позже я понял, что Пастернак — космическая личность, гений. Расскажу вам маленькую историю, которую никто не знает. Уже во взрослом возрасте мы с приятелями пришли на могилу Пастернака почтить его память. Там стояла скамеечка, почти развалившаяся.

На ней никто не сидел — трухлявая. Я задел ее ногой. Случайно. Она развалилась, и там внизу оказались сгнившие провода, и вывалились полусгнившие микрофончики. Вот такое было время. На могиле у Пастернака-то! Нашли шпиона!

— Борис, жизнь подсказывает сюжеты для кино. Что-то из вашего детства появилось потом в «Ералаше»?

— А как же. Мы много ездили в электричках. И я придумал фокус: поезд ведь, прежде чем закрыть дверь, шипит, сбрасывая давление. Вот мы стояли на перроне и шипели, а люди думали, что сейчас закроются двери, и бросались внутрь. Я потом придумал из этой истории «Ералаш».

Мы часто разыгрывали друг друга и случайных зрителей: я, например, садился и начинал усиленно чесаться. Народ думал, что у меня чесотка, и разбегался, я ехал один. А однажды, проспорив приятелю, я притворился пьяным молодым человеком, очень интеллигентным, вежливым, но при этом всех так достал, что меня в итоге выкинули из раскрывшихся на остановке дверей.

— Сейчас часто бываете в этом районе теперь уже Новой Москвы?

— Недавно я был в Доме-музее Булата Окуджавы на вечере его памяти. Я люблю там бывать, потому что меня накрывает такая ностальгия и волна нежности к этому месту. Вспоминаю, что вот здесь мы ходили, здесь гуляли, здесь на пруду ловили рыбку, а она ловилась плохо...

— И как вам те изменения, которые происходят с этим районами и Новой Москвой в целом?

— Ушли в небытие керосинки и таскание воды ведрами. Это огромный плюс.

Место стало практически неузнаваемым. Я вижу серьезную настоящую застройку там, где когда-то были деревушки Федоскино и Рассказовка. Ушли в прошлое и неблагозвучные названия.

Мало кто помнит, но если от нас ехать в Москву на электричке, то сначала была остановка Переделкино, а следующая платформа Суково с ударением на первом слоге. Ее переименовали в Солнцево, и мы, старожилы, умирали от смеха по поводу этого обстоятельства. А еще там была большая территория, которая при нас называлась «посадки». Там после войны высадили огромное количество хвойных деревьев. Сейчас это уже огромный мощный лес, и мало кто подозревает, что он не дикий, что это создание рук человеческих. Сегодняшняя Новая Москва — мощный, развивающийся микрорайон, в который соответствует Москве центральной. Только воздух здесь остается свежим, чистым и густым.

— Это место вас на новые творческие подвиги, часом, не вдохновляет?

— А как же! Вот как раз собираемся в этом лесу снимать новый ералашевский сюжет «Грибник».

Идет паренек-грибник, а навстречу три здоровых амбала. Они его видят и кричат: «Грибник!» Он, испугавшись, улепетывает. Парни бегут следом.

Догоняют, ловят. Он кричит: «Забирайте все!!! Ваши грибы!» А парни: «Да какие грибы?! Мы заблудились, дорогу хотели у тебя спросить». Грибник оглядывается и говорит: «Теперь и я заблудился».

ИНТЕРЕСНО

Сюжет «Ералаша» от Бориса Грачевского: «Толстая девочка и мальчик бредут нагруженные. Ребята бегут: «Иван, давай с нами в футбол», девочка отвечает: «Никуда он не пойдет.

Мы на пикник». Дошли до пикника, сели. Она ему: «Чего сидишь? Дрова собери! Костер разведи». Он уходит и видит: сидит лягушка, которая говорит: «Мальчик, поцелуй меня.

Обернусь я красавицей, заживем с тобой на славу!» А он отвечает: «Спасибо. Одну я уже поцеловал!»