Александр Городницкий: Стал геологом, упав с вышки

20 марта 85-летие отметил профессор, доктор геолого-минералогических наук, главный научный сотрудник Института океанологии РАН Александр Городницкий. В эти дни мэтра с юбилеем поздравляют все — коллеги по работе (он является ученым-геофизиком с мировым именем), коллегимузыканты (наряду с Булатом Окуджавой он считается основателем авторской песни), коллеги по кинематографу и литературе.

Жизнь Александра Городницкого — сродни научно-приключенческому фильму: ходил три года под парусами «Крузенштерна» по океанам, спускался на морское дно в поисках Атлантиды, открыл медно-рудное месторождение, писал книги, снимал фильмы.

— Александр Моисеевич, ну а вы-то сами как себе объясняете секрет вашего невероятного творческого и научного долголетия?

— Я блокадный ребенок и считаю, что блокадным детям, оставшимся в живых, многое отпущено свыше, и они живут дольше. Мы с матерью оставались в блокадном Ленинграде до апреля 1942 года.

Первый год был самый тяжелый и страшный. На бульваре, куда мы переехали после того, как наш дом сгорел, вырубили на дрова деревья. Позже с улиц исчезли кошки, голуби и собаки — их съели.

Нас, обессилевших от голода, вывезли только в апреле 1942-го по льду, на котором уже появилась вода. Мы сидели в кузове, укрывшись брезентом. Было холодно и страшно. Потом я год не ходил в школу — болел дистрофией. Но восстановился, как видите. Кроме того, я ведь еще и шестидесятник. А у шестидесятников — своя система приоритетов и ценностей. Нам всем, кому в середине 60-х было 30 лет, хотелось чего-то героического.

— И вы, подавшись в геологию, открыли Игарское месторождение. Неужели образ геолога с молотком и рюкзаком за плечами волновал воображение с детства?

— Не поверите: гораздо более меня волновала история. Я хотел учиться на истфаке в Ленинградском университете. Но в 1951-м, да с моим пятым пунктом!..

Дорога в университет была закрыта. Ну не идти же в институт холодильной промышленности. Вот я и решил стать геологом. Хотя для приема требовалась сдача нормативов физкультуры, в том числе прыжок с трехметровой вышки в воду.

Плавать я не умел, но свято верил, что такого хорошего мальчика непременно спасут. Хотя дальнейший 40-летний опыт экспедиций показал, что «хорошим мальчикам» не только не мешали погибнуть, но иногда даже подпихивали. На экзамене, лиловый от холода и страха, я влез на вышку в твердой решимости: прыгну! Но, глянув вниз, понял: никогда! Повернулся, чтобы уйти, но доска спружинила, я упал в воду. И так оказался в геологии.

— Енисейская экспедиция, наверное, поначалу представлялась сплошной романтикой?

— Было, было. Но в итоге она оказалась хорошей школой жизни. За полтора года я стал с уважением относиться прежде всего к тому, что вижу сам, к веществу, которое держу в руках, и подвергать сомнению чужие, пусть даже и очень авторитетные отчеты. А в 1962-м, веря в весьма несовершенные методы из учебников, я, по данным электроразведки, недалеко от Игарки на реке Сухарихе задал буровую, которая на глубине полусотни метров обнаружила медное оруденение.

Так я стал одним из первооткрывателей Игарского медно-рудного поля. Дуракам — счастье!

— А может, счастье — дерзким? Вот ринулись же вы из одной авантюры в другую: поплыли на паруснике с экспедицией по Северной Атлантике?

— В начале 60-х начали создаваться первые отряды морской геофизики на кораблях. Никто не понимал, что это такое, но нас взяли на военные гидрографические суда.

Я попал на «Крузенштерн», ходивший под парусами и военно-морским флагом. Так под парусами и провел три года. После чего была написана одноименная песня. Ощущения были невероятные, они описаны мною в книге «Атланты держат небо», которая выдержала уже пять переизданий. А еще на эту тему снят фильм.

Со временем наш институт преобразовали в Институт морской геологии и геофизики. Так что мы были первопроходцами.

Ну а уже в 1972 году, перебравшись в столицу, я попал в Институт океанологии РАН, где работаю до сих пор, несмотря на свои 85 лет. Бороздил морские просторы более 30 лет, на разных судах. И четыре десятка лет руководил Лабораторией геомагнитных исследований мирового океана Института океанологии.

— А как вас, ученого, потянуло на поиски Атлантиды?

—  Об этом рассказывает другой мой фильм — «Легенды и мифы Александра Городницкого». Атлантиду не нашел, зато обследовал остатки якобы руин древнего города. Чтобы доказать, что это действительно город, надо было найти следы ручной обработки камня на глубине 100 метров. Я их не нашел, но от погружений испытал истинный восторг. В толще океана человека охватывает такая эйфория, что страх полностью отступает.

— Как возник морской цикл — теперь ясно. А как родились на свет такие песни, как «На материк, на Магадан»?

— Попав на Крайний Север, я услышал то, что пели наши зэки. Это великие песни.

В подражание и родилось «На материк, на Магадан ушел последний караван».

Я, кстати, до сих пор просыпаюсь ночью от ощущения того, что по брезенту стучит дождь, кричит пролетающая птица, и надо вставать и идти в маршрут. И, поверите ли, каждый раз рад этому.