Александр Филиппенко: Мэтр пожелал мне попутного ветра
Александр Филиппенко живет в Новопеределкине много лет. И что самое любопытное — в доме, в котором когда-то в детстве жил и вырос его коллега по актерско-режиссерскому цеху Борис Грачевский, «папа «Ералаша».
— Александр Георгиевич, а вы знали об этом обстоятельстве?
— Знал. Хотя, наверное, если Борис приедет в этот дом, то мало тут что узнает. Разве что яблони в саду, которые сажал еще его дед. Мы вот ждем яблоневого Спаса, будем собирать урожай. Яблок бывает много. Вообще наш район сильно изменился за последнее время, и не узнать. Идет великая стройка в округе.
— А через дорогу в сторону писательского кладбища прогуливаетесь?
— Когда ко мне приезжают друзья, непременно вожу их туда. Раньше были сложности с переездом, но теперь появилась эстакада, можно легко добраться. Что приятно, конечно. И на могилу к Корнею Чуковскому тоже заходим.
— Раз уж мы заговорили о кладбище, то 3 августа исполнилось десять лет со дня смерти еще одного нашего великого современника — Александра Солженицына. А у вас есть ведь моноспектакль «Один день Ивана Денисовича» по его произведению. Вы общались лично?
— Имел честь, но по электронной почте.
Я сделал сначала моноспектакль «Случай на станции Кочетовка» по его рассказу.
Александр Исаевич был в сомнениях по поводу Кочетовки: «Ну зачем вам инсценировка? Возьмите лучше мои пьесы…» Но мне очень нравился этот рассказ, я на- стоял. В итоге он дал согласие. И поэтому потом уже с «Иваном Денисовичем» было проще. В день премьеры спектакля я получил книгу с драгоценным автографом Александра Исаевича Солженицына: «Александру Георгиевичу Филиппенко — попутного ветра! 25 мая 2006 г.
Я играю этот спектакль нечасто: он для меня важный и трудный энергетически.
Как будто прохожу весь лагерный путь Ивана Денисовича за один вечер.
— Недавно общалась с вашим сокурсником по физтеху, соратником по КВН Иосифом Рабиновичем, ученым, который занимается в свободное время тем, что поднимает со дна старинные фрегаты и корабли. А какое влияние ваша физтеховская специализация «Физика быстропротекающих процессов» оказала на ваше творчество?
— На самом деле всем, что во мне есть хорошего, особенно системности мышления, я действительно обязан физтеху. И еще студии МГУ «Наш дом», куда попал благодаря упомянутой вами команде КВН физтеха, где я был, кстати, самым молодым участником. Один из создателей КВН и его первый ведущий Альберт Аксельрод и пригласил меня в театральную студию МГУ «Наш Дом», на небосклоне которого сияли тогда три фамилии — Розовский, Аксельрод, Рутберг. С этого все и началось.
— Вам везло на режиссеров?
— Мне посчастливилось работать с великими режиссерами. Роберт Стуруа, Рачья Каплянян, Роман Виктюк... Еще работая с Эфросом, который говорил: «Актер должен понимать свое место в формуле», я запомнил, что надо сознательно творить на эту формулу, а не приносить в нее все краски, которые у тебя есть. А теперь я работаю уже с сыном Эфроса — с Дмитрием Крымовым, у которого совсем другие краски, поскольку он художник! Он предложил мне интереснейший и неожиданный проект, то, чего у меня никогда не было в репертуаре: Хемингуэй — про любовь и смерть.
— Вы работали и с Алексеем Германом-старшим. Таких мэтров остается все меньше, да и актерская школа благодаря сериалам трансформируется. Не находите?
— Я помню, как еще на съемках «Бедной Насти» сидели консультанты из Голливуда и просили не нарушать технологии классических мыльных опер. «Никакой чеховщины, полутонов, только стремительные повороты сюжета, и экшен, экшен!» И ты привыкаешь, перестаешь замечать тривиальность этих текстов.
В итоге — никаких сложных образов.
Только типаж. Для молодых актеров такой способ существования — большая опасность. Штампы прилипают намертво. И трудно потом выскочить из стереотипа. Но выход есть: молодой артист не должен бояться отказываться от того, что ему не по сердцу. В этом процессе, как ни странно, помогает чтение хороших книжек — Довлатова, Зощенко, Платонова.
Говорю о том, что хорошо знаю: потому что регулярно читаю их произведения в своих сольных концертах.