30 лет повесть «Встань и иди» Юрий Нагибин прятал в лесу

В нескольких километрах от Троицка, в поселке, который до сих пор называют «писательским», живет вдова Юрия Нагибина. Того самого, перу которого принадлежат любимые не одним поколением повести и рассказы, кого многие литературоведы считают одним из лучших прозаиков XX века, автора сценария к оскароносному фильму «Дерсу Узала», и которого итальянцы наградили титулом «Лучший писатель Европы».

Вдова писателя Алла Григорьевна, на особое внимание не претендует. Ее радости — книги, которые она продолжает издавать после смерти Юрия Марковича. А после выхода его знаменитых «Дневников» читающая Россия переживает «нагибинский бум»: такого интереса к творчеству писателя не было давно.

Алла Григорьевна, говорят, что с повестью Нагибина «Встань и иди» связана целая история.

Это правда. Юра долгое время был уверен, что его отец — Марк Левенталь, который его растил. О том, что был еще и настоящий отец, Кирилл Александрович Нагибин, мама, Ксения Алексе- евна, рассказала Юре только в 1937 году: он как участник белогвардейского движения был расстреляли еще в 1920-м. А Марка посадили в 1928-м. Юра ездил к нему втайне от всех 25 лет — он сидел до 1953-го. А тем временем мама Юры третий раз вышла замуж: так в его жизни появился писатель Яков Рыкачев. Мы долго жили вместе — мы с Юрой, его мама и Яков Семенович. Он имел уникальный литературный слух, в дом приходили удивительные люди — например, Андрей Платонов, с которым дружили особенно. Так вот, Юрий написал «Встань и иди» в 1954 году изболевшимся сердцем и душой. Отнес ее в «Знамя», и его друг Ушаков, замглавного редактора журнала, прочел повесть и сказал: «Юра, сделай так, чтобы это никто никогда не увидел». Было понятно, что, если это прочтут, все, конец. И он похоронил повесть.

В каком, простите, смысле?

Почти в прямом — закопал в лесу в жестяной коробке, в том месте, где стоял наш прежний дом, — сейчас он перестроен. А потом он раз в несколько лет выкапывал коробку, доставал рукопись, все перепечатывал и закапывал обратно, сжигая прежний экземпляр. И так 30 лет. Он никому не говорил об этом, даже мне.
В 1987 году он в очередной раз достал повесть и убрал в стол. Я знала уже, как она для него важна. И когда его не было дома — забрала ее из стола и отвезла в «Юность». Если бы что-то пошло не так, не сносить мне головы… Но вскоре Юре позвонил Андрей Дементьев, и повесть напечатали. Она произвела эффект разорвавшейся бомбы.

Как и его «Дневники» — фантастические по откровенности. Особенно тяжело читать в них про войну.

Когда Юра учился во В ГИКе, а институт готовили к эвакуации, его мама сказала — если хочешь стать писателем, ты должен пройти через вой ну. И ВГИК поехал в Ташкент, а Юра — на фронт, добровольцем. Он вернулся после двух тяжеленных контузий, с инвалидностью.
И тогда мама сказала ему: «Забудь про это, проживи жизнь здорового человека».
И он так и прожил.

А как хранится память о без преувеличения великом писателе нашего времени?

Как ни горько, но нет ни музея, имеющего отношение к Юрию Нагибину, хотя он был москвоведом и вообще личностью, конечно же, ярчайшей. Нет и мемориальной доски — ни на Чистых прудах, где он родился, ни на улице Черняховского, где мы жили. Хотя последние годы он всегда стремился сюда, в эти места, и мы постоянно находились за городом. Не так давно я узнала, что в Троицке какую-то улицу назвали именем Нагибина. Мои друзья долго ее искали. Возможно, эта улочка из новых, с парой домов всего. Немного горько, но лучше так, чем никак.

Вам никто не сказал об этом?

Никто ничего не сказал, я узнала из газет. Наверное, думали, что меня тоже уже нет.

P.S. Решение о присвоении улице в северной части Троицка имени Юрия Нагибина принято в начале июня, но и сегодня об этом ничего не напоминает: вывески с такой улицей нет. Поэтому «НО» будут внимательно следить, как город распорядится тем, что можно было бы сделать частью его истории и культурного наследия.

Другие свежие материалы читайте в полной PDF-версии газеты «Новые Округа».